– Согласен, – ответил я.
– Что, ж вот и отлично, – Михаил Степаныч протянул мне руку, и я пожал ее, нутром ощущая подвох. Возможно, дело в деталях? Но я не успел ничего уточнить, потому что Глухов с улыбкой на лице произнес: – Петр Иванович, проводите нашего гостя на Менделеевскую.
* * *Мои товарищи нашлись не на платформе, а в небольшой гостевой палатке.
– Михаил Степаныч распорядился, – пояснил Перепелкин. – Не волнуйтесь – расплатитесь, когда захотите. Мы не будем вас дергать.
Ага, не будут. До завтрашнего дня. Зато потом обдерут до нитки, если мы откажемся. И будут при этом полностью правы. Этот поступок – не проявление доброты, а еще одна петля, держащая нас всех у Ганзы на привязи…
Но вслух я это не сказал, конечно же. Просто поблагодарил офицера и нырнул внутрь брезентового «домика». Все три моих компаньона посмотрели на меня с надеждой. Даже Бах и то застыл в нетерпении.
– Ну, что? Купил? – выпалил Вася.
– Почти, – вздохнул я, и вкратце рассказал про события на Новослободской и про заключенную мной сделку.
– Идиот! – прорычал Бах, ударив в сердцах кулаком по спальнику, на котором сидел. – Дебил конченный…
– А что мне по-твоему, нужно было делать? – хмыкнул я. – Ответить: «нет»?
– Именно.
– С чего бы?
– А подумать? – солдат постучал пальцем себе по виску. – Все слишком легко. Это подстава!
– Тише ты, – прошипел я. – Знаешь, мне тоже так показалось. Но мы не знаем этого точно. Да и какой у нас выбор?
– Собираем манатки и валим отсюда, – заявил бородач. – Отмажься от сделки как-нибудь. Лучше продать пушки или жратву еще где-нибудь, зато честно.
– Ты не знаешь наверняка, – повторил я, уже строже. – К тому же, нас могут не выпустить.
– Выпустят, – хмыкнул Бах. – Это впускать они не хотят, а вышвырнуть – за милую душу.
– Он прав, – неожиданно встрял Вася. – Надо уходить и срочно.
Я удивленно взглянул на Петрова. Увидел его лицо, с плотно сжатыми губами и раздувающимся сопящим носом. Глаза у парня сузились, и в них появился какой-то чужеродный огонь. Ничего себе… А парень сильно сердится! На что? Неужто из-за моего решения?
– Ну, ты-то куда лезешь? – вздохнул я. – Тут, между прочим, главный не ты.
– Знаю, – раздраженно бросил Вася. – Вот только мы уже два раза попали. И я не хочу снова рисковать. Не хочу!
Я перевел взгляд на Марию, тихо сидевшую в углу.
– Ну, а ты что думаешь?
Девушка посмотрела на меня и улыбнулась уголками губ.
– А я-то тут причем? Ваше дело, вы и решайте. Вот только я думаю, – Зурко повернула голову в сторону Василия, – что тот, кто не хочет сражаться за свой дом, – полный трус. Неужто среди вас только один нормальный?
– Да не, я-то что? – забубнил Петров, разом растеряв весь свой пыл. – Просто я об остальных беспокоюсь. Вот…
Девушка фыркнула в ответ, а я вдруг понял, что мне стало гораздо легче на душе. Мое мнение не поменялось бы, пусть даже пришлось бы кулаками усмирять несогласных. Но поддержка Марии меня взбодрила, да так, что я сам себе удивился. Повернувшись к бородатому товарищу, я с гордостью произнес:
– Ну вот, ты в меньшинстве. Придется идти с нами.
Бах насупился и, помявшись секунду, выпалил:
– У нас все равно патронов с гулькин нос. Взгляни, – солдат показал головой куда-то в дальний угол палатки. – Нам даже пушки наши принесли. Потому что толку от них чуть. Разве что застрелиться можно. В каждом магазине по нескольку патронов.
– И у меня всего две штуки, – добавил Петров.
Так-так… А вот об этом я и не подумал. В самом деле, сколько мы боеприпасов брали с собой? И сколько истратили на Тимирязевской? Все!
– Значит, придется продать что-нибудь из оружия, чтобы купить патронов, – ответил я.
– Можно тупо обменять на антирад, – снова начал гнуть свою линию Бах, но я пропустил его слова мимо ушей и снова повернулся к Марии.
– Нужно продать твой карабин, – произнес я.
Глаза Зурко расширились, а маленькие ручки сжались в кулаки.
– Это Сашино оружие. И я не отдам его. Это память, понимаете? – тихим голосом произнесла она.
Я понимающе кивнул и взглянул девушке прямо в глаза.
– Память в сердце, а не в вещах. И без карабина, поверь мне, ты не станешь помнить брата хуже. Зато вырученные патроны тебе жизнь спасут и помогут всем нам домой добраться. Разве Александр этого не хотел бы?
Мария тяжело вздохнула, закрыла глаза и сидела так несколько секунд. Затем снова взглянула на меня.
– Ладно, – нехотя произнесла она. – Все равно я из него стрелять не умею, а у вас оружие уже есть…
– Ну нафиг! – прорычал Бах и демонстративно улегся спать, отвернувшись к стенке.
Ой, да хоть череп о пол разбей, все равно меня не остановишь… Подхватив СКС, я обратил внимание на Петрова. Паренек сидел съежившись и бросал жалостливые взгляды то на меня, то на Марию. Ну вот, теперь думает, что сдрейфил. Но почему только после слов Марии? Неужели?… В памяти всплыло воспоминание разговора по душам на Савеловской. Ну конечно! Молодая, горячая кровь, а тут такая симпатичная девчонка рядом… Бедняга влюбился, да еще и меня ревнует к ней.
– Зря ты так, – усмехнулся я, обращаясь к Васе. – Твои подозрения насчет меня совершенно беспочвенны.
И, ощущая на себе удивленные взгляды парня и девушки, вышел на платформу. Петров, хоть и молод, но не глуп, и правильно поймет мои слова. Надеюсь, что от ревности он избавлен. Что же касается любви – этот вопрос словами не решишь. Только расставание при возвращении расставит все точки над «е». Эх, а мне и самому жалко будет расставаться с девушкой. Больно уж хороша…
– Что-то ищем? – Перепелкин материализовался словно из ниоткуда.
– Нужно кое-что продать, сказал я.
– А, – понимающе сказал офицер, взглянув на карабин. – Смотрите, вон тот барыга, патлатый такой. У него самые лучшие цены. Идите сразу к нему, не обращайте внимания на зазывал.
Я недоверчиво глянул на Петра Ивановича, но тот обезоруживающе улыбнулся и произнес:
– Никакого обмана. Я знаю, вам пульки еще пригодятся завтра. Так что запаситесь ими впрок.
Поблагодарив офицера, я направился к лоткам. Странно даже, Перепелкин сказал точь-в-точь, как комендант Савеловской. Интересное совпадение. И тут я едва не подскочил. А совпадение ли? Почему оказались разряжены батарейки? И почему это Сорокин сегодня потчевал нас похлебкой и смотрел, будто извиняясь? Неужто он оказался замешан в том, что мы теперь по уши в долгах у Ганзы? Вот ведь сукины дети!
Ладно, ничего уже не изменишь. Выбросив из головы все мысли о произошедшем, я зашагал среди столов-прилавков. Указанный Перепелкиным продавец долго и придирчиво осматривал СКС, вздыхал, цокал языком и, наконец, предложил цену в двести патронов. Я поторговался и, в конце концов, я получил в руки двести тридцать «пятерок».
