– Давайте как-нибудь повторим прогулку, – заставила она себя пошутить. – Только, конечно, без саблезубых тигров.
Девушка вернула Блэзу его тюрбан, размотавшийся, как клубок шерсти, и он скривил губы в гримасе, означавшей, вероятно, улыбку.
– Well, значит, до следующего раза?
– Еще раз простите… мне жаль…
Офелии очень хотелось добавить что-нибудь более членораздельное, но, как и всегда, слова не шли у нее с языка. Она почти бегом пересекла базар, спотыкаясь и протискиваясь между зеваками. В глубине души девушка понимала, что это их первая и последняя прогулка с Блэзом. И уверяла себя, что так будет лучше.
Мысль о Медиане неотступно мучила ее. При каждом шаге она чувствовала прилив гнева, от которого у нее вскипала кровь. Медиана сознательно, не колеблясь, подвергла свою жертву опасности, воспользовалась самой заветной ее тайной, самой отчаянной из надежд, желая разведать загадку подземелья. И теперь Офелию, исполнившую свою часть договора, терзало дурное предчувствие.
«Кто сеет ветер, пожнет бурю».
«Если Медиана мне солгала, – подумала девушка, сжав зубы, – если она все выдумала про Торна, я стану для нее этой самой бурей!»
Тем временем небосвод начал мрачнеть, словно отражая ее мысли. Над Вавилоном собирались свинцовые тучи, но не было ни молний, ни дождя, ни ветра. Офелия вбежала на перрон, с трудом переводя дыхание: ежедневные забеги на стадионе еще не сделали из нее спортсменку.
Она с облегчением увидела, что не опоздала: вагоны трамаэро как раз опускались на рельсы под шумное хлопанье крыльев химер. Из поезда высыпала толпа пассажиров. Офелия вошла в вагон, приложила свою карту к валидатору и стала искать свободное место. Это была непростая задача: по воскресеньям студенты всех академий проводили время в городе и возвращались в свои общежития последним рейсом.
Не успела Офелия сесть, как услышала за окном знакомое металлическое поскрипывание, заставившее ее вздрогнуть. По перрону в толпе сошедших пассажиров двигалось инвалидное кресло, управляемое темнокожим подростком в белой одежде. Офелия бросилась к ближайшей двери и, выглянув наружу, окликнула его:
– Амбруаз!
Он ее услышал. Офелия поняла это по тому, как вздрогнули его плечи. Да, он ее услышал, но продолжал ехать прочь, не оглядываясь.
Офелия никогда не кричала, однако теперь не смогла сдержать умоляющий призыв, который рвался у нее из горла:
– Амбруаз!
Она увидела, как «перевернутые» руки юноши судорожно стиснули рычаги кресла, словно он разрывался между двумя желаниями – затормозить или ехать дальше. Офелия колебалась: ей безумно хотелось подбежать к нему, посмотреть в глаза, спросить, что она такого сделала и почему он сердится, умолить не оставлять ее одну перед лицом всего, с чем ей еще предстояло бороться.
Но это короткое колебание решило всё. Кондукторша захлопнула дверь вагона и окинула презрительным взглядом тогу и сандалии девушки, утратившие свою белизну в пыли катакомб.
– Бесправная, что за цирк в общественном транспорте?! Еще одно нарушение, и я составлю протокол!
Трамаэро, набрав скорость на рельсах, тяжело взлетел в небо. Офелия вернулась на свое место, устало сняла очки и приникла лбом к оконному стеклу, глядя на мутные облака, клубившиеся в пустоте.
Она была в отчаянии.
Мрачные предчувствия перешли в твердую уверенность: Медиана ничего ей не скажет. А Блэз больше не захочет иметь с ней дела, лишит ее своей дружбы так же, как до него – Амбруаз. Офелия никогда не проникнет в Секретариум, никогда не узнает прошлое Бога, никогда не найдет Торна. Ей суждено навечно остаться покорной рабой шантажистки и провести остаток дней за перфорацией карт.
Но тут ее вывел из оцепенения голос, усиленный динамиком и прозвучавший по всему составу:
– Miss Евлалию, курсантку-виртуоза из второго подразделения роты предвестников, просят пройти в головной вагон.
Офелия надела очки и встала, чувствуя на себе любопытные взгляды студентов. Она была поражена не меньше их. С трудом пробравшись между пассажирами, она вошла в служебный отсек. Кондукторша, повторявшая в микрофон свой вызов, прервалась, увидев ее.
– Что вам нужно, бесправная?
– Вы меня вызывали. Я Евлалия.
– Так это вы? – удивилась женщина.
Офелия предъявила ей свою карту с печатью.
– Значит, вы и есть курсантка-виртуоз, – повторила кондукторша теперь уже утвердительно, разглядывая карту. – Я вас представляла более… менее… короче, хорошо, что вы наконец нашлись, miss Евлалия. Я уже целых два часа вызываю вас.
– Два часа? Почему? Что случилось?
Женщина сняла фуражку и вытерла платком свою круглую розовую голову, обритую наголо, как было принято у циклопов. В поезде стояла такая же душная жара, как снаружи.
– Я получила приказ доставить вас в Мемориал. Леди Септима – слава Светлейшим Лордам! – срочно затребовала вас к себе. Не знаю, что вы такого натворили, но дело, кажется, серьезное.
У Офелии подкосились ноги; она окончательно уверилась, что все пропало: Медиана послала ее в кафе-театр вовсе не на разведку, а просто для того, чтобы изничтожить. Она донесла на нее Леди Септиме, ни больше ни меньше!
И теперь Офелии грозило исключение. Хуже того, тюрьма.
Девушка постаралась справиться с нахлынувшей паникой и начала лихорадочно анализировать ситуацию. Если Леди Септима хочет видеть ее в Мемориале, а не в Школе, значит, она решила скрыть это от леди Елены. И тогда у Офелии есть один-единственный шанс – оправдаться перед директрисой.
– Сначала мне нужно заехать в «Дружную Семью», – сказала она, собравшись с духом. – Как видите, я в гражданской одежде, а к Леди Септиме положено являться только в форме, предписанной уставом.
Кондукторша призадумалась, затем взяла микрофон и объявила:
– Внимание, прослушайте объявление! В силу исключительных обстоятельств наш трамаэро проследует до Мемориала без остановок. Мы просим вас проявить терпение; на обратном пути поезд обслужит все школы. Компания «Трамаэро» выдаст объяснительные записки тем, кто должен оправдать свое опоздание. А вы, miss Евлалия, сядьте вот здесь и сохраняйте спокойствие, – приказала она, отложив микрофон. – Если ваша совесть чиста, как у всех достойных граждан, вам нечего бояться.
Офелия покорно села на указанную скамью. Итак, ловушка захлопнулась. Девушка сложила руки на коленях, стиснув переплетенные пальцы, чтобы скрыть их дрожь.
Она обвела глазами служебный отсек в поисках пути к бегству, хотя прекрасно знала, что бежать некуда. Все двери трамаэро вели в пустоту. Зеркала на борту не было, да если бы и было, что толку?! С самого первого дня на Вавилоне она непрерывно лгала, выдавая себя за другую, скрывая свои истинные намерения, и эта ложь была несравненно хуже, чем все комедии, разыгранные ею на Полюсе, – например, переодевание в ливрею и жизнь под личиной Мима. Евлалия стала не просто ее маской, а второй натурой. И теперь Офелия не смогла бы пройти сквозь зеркало.
Путь до Мемориала показался девушке и томительно долгим, и безжалостно коротким. Ее худшие опасения подтвердились при
