Через два самых широких, центральных пролива перебрался, прислушиваясь и приглядываясь каждую секунду, но вполне благополучно. Лишь один раз пережидал под берегом мерцание прожекторов далеко впереди. Уже предвкушал скорый отдых, когда на гладь воды упал густой туман, мгновенно скрывший все ориентиры. Пришлось чуть не каждый десяток гребков отвлекаться от весла и сверяться с компасом, на всякий случай забирая немного южнее. Где-нибудь там я все равно упрусь в землю, тогда как севернее открытая безбрежная гладь — и оказаться в ее середине на рассвете подобно смерти.
Как ни старался, но пробарахтался долго, часа два, а то и больше. Несколько раз натыкался на сушу, почти в буквальном смысле, радовался, выбирался на разведку и быстро возвращался обратно. Мало того что островки, так еще и маленькие, толком не спрятаться. По всем расчетам выходило, что желанный берег остался далеко "за кормой", однако отливающая ржавой желтизной вода не думала заканчиваться и я, с трудом сдерживая панику, смотрел сквозь молоко тумана на светлый как днем небосвод, отчаянно жалея, что не остался на последнем из островов. Зарылся бы там в камни и хвою с головой, да как-нибудь протянул день до темноты.
Наконец, белесые лохмотья разорвал порыв ветра. Через просветы я обнаружил себя в глубоком заливе, прямо напротив небольшой, невесть откуда вылезшей деревеньки. Откуда только взялись силы на спурт, я греб, будто надеялся выйти на глиссирование! Вслед мне неслось переливчатое, многоголосое пение петухов. За ближайшим мысом залив не закончился, а перешел в узкую губу с низкими, заболоченными берегами. Лишь километрах в двух-трех впереди виднелось устье приличной реки,[178] сулившее комфортное укрытие. Добрался я до него практически ничего не соображая от усталости, двигая веслом как сомнамбула, скорее на одной силе воли и злости.
Однако на этом гонка не кончилась. Слишком уж обжитое место мне попалось: вымощенный десятком привозных валунов причал на склоне крутого холма, лесная дорога, уходящая вдоль берега на юг. К этому благолепию — старое кострище с бревнами-скамейками, подобие стола под навесом и даже оборудованное жердью-седалищем отхожее место в близлежащем овраге. Все кричало о практически ежедневном посещении. Хорошо еще никого не застал, похоже, на данной стоянке люди чаще обедали и отдыхали, но не ночевали.
Закинул в рот пятую за перегон плитку пеммикана из НЗ и прилег чуток отдышаться да подумать. Путь на юг, по натоптанной местными жителями стезе, очевидно не для меня. Однако уходить на запад прямо в лес не хочется. Далеко не факт, что мой вояж не был замечен какой-нибудь страдающей от бессонницы дояркой, а значит, оставлять следы вблизи устья крайне нежелательно.
— Ох-хо-хонюшки! — прокряхтел я в стариковском стиле, вновь принимая вертикальное положение.
С трудом преодолевая боль в натруженных мышцах, я взгромоздился на плавсредство, да понемногу погнал его вперед, в поисках удобного выхода — чтобы и отпечатков подошв не оставить, и заросли невдалеке, жерди схоронить. Галечная отмель не понравилась, высадка в осоку не прельстила, а там до меня наконец-то дошло — пока нет сильного течения, можно просто плыть вперед, не оставляя шансов ищейкам. Тем более что река, фривольно вильнув изгибом, повернула мой затылок к успевшему вылезти из-за горизонта солнцу.
Идиллии хватило всего на час: обидный вираж обратно на юг и шум приближающегося переката поставили окончательную точку в моей недолгой карьере гребца. А там и неплохой приток-ручеек на запад нашелся. Не сказать, что сильно полноводный, но и не перешагнешь, разве что перепрыгнуть, и то с разбега. Отполз вдоль него километра на три до небольшого озерка, да завалился спать в шикарном ельнике.
К моменту пробуждения солнце ощутимо клонилось к горизонту. Зверски хотелось есть, поэтому еще раз убедившись в отсутствии присутствия двуногих прямоходящих, я развел небольшой костер для углей, поставил кипятиться воду, да отправился на рыбалку…
Следующие несколько дней не привнесли заметного разнообразия в распорядок дня. В пище я особого недостатка не испытывал, усталость не убивала. После подъема — два часа рваного бега, завтрак сосновой кашей с плиткой пеммикана, горячий брусничный чай. Затем ориентирование с высокого дерева, и снова в путь, быстрым шагом, в удобных местах переходящий на бег. Привал на холодный обед с жалкими остатками вчерашней рыбалки, здоровый полуденный сон-час и снова движение, до тех пор, пока река не выведет к очередному озеру.
То есть ломишься вперед день, ломишься вперед ночь, но всегда перед глазами комары, болото с одной стороны, тайга с другой, а впереди — здоровенная лужа, перевернутые вверх дном лодки, развешенные для просушки сети, да россыпь старых изб, и еще хорошо, если последние — на противоположном берегу.
Окончательно втянувшись в лесную жизнь, я не сомневался — догнать меня ни местные пейзане, ни бойцы РККА не смогут. Физические кондиции у них не те, да и вообще, попробуй, побегай по камням в сапогах на скользких подошвах, в долгополой, воглой от дождя и сырости шинели. Да еще с опаской, не прилетит ли из кустов пуля или хотя бы каменюга. Собака страшнее будет, и то исключительно по свежему следу, если загонит в тупик. Главное, чтоб еще предколлективизационных, довольных советской властью крестьянушек не подняли в массе, да не собрали с ними большую облаву навстречу. Тут спасение одно — скорость, скорость и еще раз скорость.
На четвертый день однообразие загнало меня в смертельный капкан. Я двигался в привычном ритме, когда впереди развернулось широкое и длинное болото. Покрытое высокими кочками, оно не казалось мрачнее и опаснее попадавшихся ранее, скорее наоборот, яркая зеленая трава празднично искрилась в лучах позднего заката солнца миллионами разноцветных капель, обещая поддержку и опору.
Возвращаться не хотелось, переодев обувь и вооружившись посохом подлиннее и покрепче, я нацелился на торчащий метрах в трехстах впереди форпост леса, стараясь выбрать по цвету травы более прочные места. Не менее половины пути мне удалось одолеть без особых сложностей, и я уже задумывался, удастся ли найти ручей на другой стороне болота, или он тут заканчивается, как внезапно левая нога, прорвав верхнюю растительную пленку болота, ухнула под воду выше колена. Я пошатнулся и — о, ужас! — другая нога тоже стала уходить в глубину, не встречая никакого сопротивления.
На мгновение меня обдало смертельным холодом, я с отчаянной тоской представил, как сияющее солнце и далекие сосны
