Грянули орудия Стор-Безашк. Тысячи снарядов взметнулись в небеса и по дуге пронеслись над почерневшей Аркандией к стенам Лохоса. Из ослепительных вспышек распустились огненные облака, воздух затянула пелена каменной пыли. И лишь тогда грохот ударов прокатился по долине.
Пушки выстрелили снова, и снова, и снова, осыпая городские стены тоннами взрывчатки.
К Форриксу сзади подошел Харкор. Казалось, первому капитану от него никогда не отделаться.
— Стены хорошо держатся, — бесстрастно констатировал Форрикс, чувствуя необходимость сказать хоть что-то.
— Разумеется. Их же строил наш господин! — воскликнул триарх. — Должен сказать, занятно видеть, как наше мастерство разрушения сталкивается с нашим же мастерством фортификации. Никакая крепость не вечна, но будет интересно узнать, сколько протянет эта.
Форрикс взглянул на Железного Владыку. Примарх не проронил ни слова.
Он смотрел, как бомбардировка терзает его бывший дом. Стены разлетались фонтанами крошева, лавины обломков грохотали по горным склонам. Взрывались оружейные склады внутри бастионов. Триарху редко доводилось видеть подобное, но сейчас он чувствовал внутри лишь пустоту. Вскоре весь город объяло пламя, и только Кефалонский гребень остался нетронутым.
А в лощине собирались гранд-батальоны, которым предстояло его штурмовать.
— Разбирать город вручную — пустая трата людей. Нужно было разбомбить его из космоса.
Форрикс не сразу сообразил, что огласил свою потаенную мысль вслух.
Харкор усмехнулся и положил руку ему на плечо. Первый капитан напрягся в своем доспехе.
— Это демонстрация. Громогласное заявление Железного Владыки — что он возвел, он же может и низвергнуть.
Форрикс бросил на Харкора пристальный взгляд прищуренных глаз.
— Этот урок и тебе неплохо бы усвоить, брат, — заявил триарх.
По сигналу, которого никто из них не услышал, ударная группировка на дальнем конце горной долины пошла на приступ. Боевые кличи легионеров терялись вдалеке, сливаясь в сплошной воодушевленный гул. Солнечные лучи скользнули по полированной броне. А в следующую секунду расцвели первые взрывы.
Форрикс стряхнул руку Харкора и решительно направился к Пертурабо. Первый капитан знал, что не простит себя, если и дальше будет смотреть, ничего не делая, на падение Лохоса. Ему отчаянно требовалось стряхнуть меланхолию в бою.
Что бы ни произошло, день обещал быть долгим, а ночь за ним — и вовсе бесконечной.
Пламя, крики и дым.
Три неизменные величины в уравнении жизни Фортрейдона, чья сумма давала смерть.
Лохос горел. Жители в ужасе разбегались от своих неистовствующих сыновей, ибо Железные Воины убивали всех, кто попадался им на глаза. Люди падали ниц и молили о пощаде, надеясь, что родственные и дружеские узы остановят карающую длань Астартес. Они ошибались. Хоть город и был пристанищем стариков, женщин, детей и генетически ущербных калек, легионеры ни к кому не знали жалости.
Несчастных без разбора сгоняли к стенам и рвали на куски очередями реактивных снарядов. Дома предавали огню вместе с обитателями. Фортрейдон колебался перед каждым выстрелом и испытывал облегчение, когда его цель скрывалась из виду или гибла от руки другого воина. В какой-то момент он вообще прекратил стрелять, позорно дожидаясь, пока Занкатор или Фан закончат работу за него.
Так они вышли на площадь в стороне от богатых предместий внутреннего города. Здесь преобладали небольшие, но крепко сложенные домики. Огню, впрочем, было плевать, что на достаток, что на архитектурные изыски — он пожирал все одинаково жадно.
Космодесантники приблизились к первому зданию.
— Фортрейдон, Келлефон, сжигайте его и давайте дальше, — скомандовал Жальск.
Фортрейдон выбил дверь одним ударом сабатона. Келлефон действовал четко и быстро, все движения были отточены бесконечными тренировками, и неважно, что сейчас он уничтожал не кошмарных ксеносов, а беззащитных горожан. У порога дома он вскинул огнемет, затем чуть приопустил его и заглянул внутрь.
— Шевелитесь! — прикрикнул сержант.
Прикрывавший Генуса сбоку Фортрейдон обвел болтером скромно обставленную комнату. По полу были разбросаны небогатые пожитки. Похоже, обитатели готовились к завтраку, когда началась атака, и они бежали. На глиняной доске так и остались три куска хлеба-псами, мука рассыпалась белым пятном, а на плетеном коврике лицом вниз лежала кукла. Несмотря на все посулы Империума, с его приходом жизнь простых людей не особо-то и улучшилась.
Не увидев никого, Фортрейдон повернулся к собрату.
— Почему ты медлишь?
— Я вырос в похожем месте, — тихо ответил Келлефон.
Горелка на его огнемете злобно шипела. Вдруг он резким движением погасил ее и опустил оружие стволом к полу.
— Нет, — произнес легионер.
— Что? — переспросил Жальск. Его стальной голос потрескивал на вокс-решетке шлема.
— Так нельзя, — сказал Келлефон. — Эти люди нам не враги.
— Делай, что сказано, — мрачно потребовал Жальск. — У нас четкий приказ — убивать всех, не щадить никого. Мы должны преподать урок.
— Не буду. Урок уже получился более чем доходчивым. Пора остановиться. Сейчас.
— Живо!
— Нет, — повторил Келлефон и медленно, чтобы никто не принял его действие за внезапный порыв, вытянул руку в сторону и отбросил огнемет.
Отделение застыло в смятении. Братья молча смотрели друг на друга.
— Он прав. Так нельзя, — раздался голос Бардана.
— И ты туда же? — зарычал Занкатор. Напряженный, как струна, он жаждал хорошего боя, и теперь его инстинкты убийцы наконец почуяли выход. Он отложил болтер и вынул кинжал. Ясерону не нравились легкие смерти.
— Вы что творите? — В голосе Жальска зазвенело нечто, похожее на панику.
— Я согласен с Келлефоном, — сказал Дентрофор и встал рядом с братом.
— Неужели вы думаете, что господин, приговоривший свой родной город к смерти, вас за это по головам погладит? Из-за вас мы все окажемся на плахе! — Жальск попытался вразумить товарищей.
— Лохос никогда не был ему домом, — возразил Келлефон. — Нам всем хотелось так думать, хотя он сам снова и снова говорил, что это не так. Но здесь мой дом. Легион изменился. Это не наш путь. Куда подевалось наше милосердие? Взгляни на Фортрейдона. Неужели ты хочешь, чтобы он закалял в себе железо, думая, что мы — бездушные чудовища? Честь рождает железо! — Легионер поднял руку и обвел ей окрестности. В начале улицы показалась толпа вопящих гражданских, но, увидев Железных Воинов, он припустили прочь. — А где в этом честь?
— Такова воля примарха, и мы обязаны ее исполнить. Его слово — закон для нас. Подчинись или умрешь.
Но болтер сержант так и не поднял.
— Я же слышу, ты колеблешься, Жальск, — сказал Келлефон. — Откуда ты родом? Из Ирекса? А знаешь ли ты, что двадцать восьмой гранд-батальон сделал с Ирексом?
— Это не важно! — рявкнул Занкатор. — Все это не важно! Дело тут не в Олимпии или Императоре. Это вопрос чести. Отвернувшись от своих сыновей, Олимпия опозорила нас и сполна заслужила эту кару. Если не исполнить приговор, что будет с нашей честью? С нашей силой? Мы же станем посмешищем!
— Лучше так, чем превратиться в монстров, — ответил Келлефон. — С каких пор мы уподобились головорезам Кёрза?
— Послушай Занкатора, — едва ли не взмолился Жальск. — Забудем о том, что здесь произошло. Сейчас у нас есть приказ, а после Пертурабо здесь все отстроит.
