Каков будет ваш положительный ответ?
– Я… тут… – Костик, словно актер, сперва забывший, а теперь вновь вспомнивший свою роль, приосанился, полез в карман. – У меня тут телефон одного человека. Он может дать деньги.
– Телефон? – прищурился Артем.
– Упс, – пробормотал Славик. – Ты прямо как Камдессю. У самого у меня денег нет, но знаю я тут одно местечко… Это, конечно, несколько не то, чего мы ожидали услышать, но, за неимением лучшего… – Он придвинул к себе листок, спросил: – Кто писал? Почерк вроде не твой.
– Анька, – сознался Костик. – Это ее знакомый.
– Угу, – Славик кивнул. – Серьезный парень? – и постучал согнутым пальцем по записке.
– Очень, – подтвердил Костик. – Только он потребует гарантий.
– А трехкомнатная квартира ему что, не гарантия? – Артем не слишком вникал в деловые тонкости разговора, хотя и был рад, что представился случай «блеснуть». Славик посмотрел на него, улыбнулся:
– Браво, браво. Слышу речь не мальчика, но мужа. В вас проснулся настоящий Мистер Твистер. Михалковский сутяга-капиталист, – стоило в непроглядной тьме забрезжить лучику надежды, Славик немедленно обрел прежнее, игривое расположение духа. – И когда звонить этому паучаре-ростовщику? – поинтересовался он у Кости.
– Не знаю, – тот пожал плечами. Время звонка он как-то не догадался уточнить. – Анька просила передать, что, если есть возможность обойтись без звонка, лучше не звонить.
– Костик, солнышко, зайчик, – улыбнулся умильно Славик. – Да как же обойтись-то? Разве мы стали бы напрягать тебя, если бы была такая возможность? – Он мгновенно сообразил, что сказанную фразу можно трактовать двояко, и оговорился: – Ты ведь у нас теперь человек занятой. А время, как говорят англичане, деньги. Итак, господа, – Славик обвел многозначительным взглядом Артема и Костю, – раз время звонка не обозначено заранее, полагаю, этикет не будет нарушен, если мы свяжемся с… – заглянул в записку, – с Ифгением Батьковичем немедленно. То есть прямо сейчас. Костя кивнул солидно, подтверждая справедливость данного умозаключения. Артем и Славик выжидательно посмотрели на него. Костик – на них.
– Что? – спросил он.
– Константин, между нами, мальчиками, тебе удобнее разговаривать с этим типом. Нет, правда. Он знакомый твоей сестры. Мы ведь для него кто? Правильно, никто. И звать никак. – Истолковав смущение Костика по-своему, Славик принялся уговаривать: – Ты пойми, чудо, нам «промахнуться» никак нельзя. Если мы не договоримся с этим Евгением – кранты. Ну не нам кранты, Димычу, но это почти одно и то же. Все- таки Димка – наш друг. Костик подумал секунду, затем решительно покачал головой:
– Нет, я не могу.
– Да почему? – продолжал наседать Славик.
– Понимаешь… – Разве мог он раскрыть вновь обретенным друзьям о сомнениях сестры? – Финансовые тонкости займа удобнее обсуждать непосредственно заемщику. Диме. Опять же, насчет залога он сможет объяснить внятнее любого из нас.
– Он прав, Фишер, – основательно кивнул Артем. – Пусть уж лучше Димыч сам.
– Да, Господи, нет проблем. Нет проблем. Сам так сам, – легко «сдал назад» Славик. – А я что, просил, чтобы Коська финансовую сторону вопроса обсуждал? Ничего подобного. Даже наоборот. Я думал, он нас представит этому деляге. Я, мол, брат такой-то, а эти ребята – мои друзья. Сразу другое отношение. Не мальчики с улицы заявились, а знакомые, серьезные люди. Может, процент пониже будет, как для привилегированных клиентов. Артем посмотрел на Костю:
– Что скажешь? Костик пожал плечами:
– Представить я смогу, конечно. Нет проблем. Но переговоры пусть ведет Дима…
– Да ради Бога! – мгновенно повеселел Славик. – Как скажешь, так и будет. Ты, главное, представь, а уж договоримся мы сами.
– Никому нельзя верить, – вещал Владимирыч, выбивая быстрые дроби на клавиатуре телефона. – Никому. Все врут. Преступники врут, потому что они преступники, а ты – мент. Вы враги. Их задача соврать тебе так, чтобы ты поверил, твоя – поймать этих ребят на враках. Специфика. Законопослушные врут просто потому, что они законопослушные, а ты – мент. Для них это почти то же самое, что враг. Только своего рода.
– Не все, – возражал Жигулов, просматривая распечатки городской и областной ГАИ о регистрации и снятии с учета иномарок за последние три месяца.
– Что «не все»?
– Не все врут.
– Не обольщайся. Врут как раз почти все. Для среднестатистического гражданина мент – не блюститель порядка, а держиморда с кокардой во лбу и с резиновой дубинкой в руках. – Владимирыч чертыхнулся, нажал на сброс и принялся набирать номер снова. – Это для преступников мы делимся на «правильных» и «тухлых», а для прочих граждан наш брат, весь без исключения, относится к классу подонков-садистов. Нам не верят, а решать вопросы, непосредственно относящиеся к компетенции правоохранительных органов, то бишь к милиции, предпочитают при помощи братвы. У кого знакомый браток круче, тот и прав. Ты просто всю службу в кабинете просидел, вот жизни и не знаешь.
– А ты?
– Я? Я, к твоему сведению, повидал столько всякого-разного, что на троих таких, как ты, хватит. Не обижайся уж. Мы, менты, для рядовых граждан – вроде татаро-монгольского ига. Оккупанты. Убить нас всех разом не получится, приходится терпеть. Уясни это себе, Сергеич, сразу легче жить станет. Проще будешь к людям относиться. Все врут. Все, кроме одной категории населения. Зато уж этой категории можно верить безоговорочно.
– Это которой?
– Стукачам, – философски заметил Владимирыч. – И чем стукач дешевле, тем лучше. Эти не врут почти никогда. Но не из чувства гражданской сознательности, а из страха.
– Так-таки и никогда, – усмехнулся Жигулов.
– Зря смеешься, между прочим. Это у тебя, коренного следака, стукачей – по пальцам на одной руке пересчитать, а у меня, бывшего опера, таких – целая картотека. Поэтому процент раскрываемости у меня втрое против твоего. Смекаешь, Сергеич? Кому, по-твоему, я сейчас звоню? Стукачу я сейчас звоню. Обыкновенному зачуханному «дятлу». И, можем поспорить, не сегодня-завтра всплывут твои «шалуны». Никуда не денутся. Они ведь тоже не в безвоздушном пространстве крутятся, стало быть, кто-то что-то когда-то слыхал про них. И наша с тобой задача, Сергеич, этого «кто-то» найти и заставить это самое «что- то» рассказать. Вот так. Жигулов слушал «наставления» коллеги вполуха. Плевать ему, если честно, было на наставления. Тем не менее краем сознания он все-таки фиксировал сказанное Владимирычем и теперь, оторвавшись от изучения бумаг, поинтересовался небрежно:
– Владимирыч, а ты всегда с таким рвением за расследование берешься или только за бабки? Тот даже перестал набирать номер, хмыкнул, покачал головой:
– Во дает. Ему же помогаешь, он же еще и недоволен.
– Так ты ведь не мне помогаешь, – отозвался с деланной ленцой Жигулов. – Ты себе помогаешь. Денежки зарабатываешь.
– А чем плохо денежки зарабатывать? – мгновенно взял на полтона выше Владимирыч. – Чем плохо-то? Или тебе денежки не нужны? Одеваться не надо, обуваться, есть, спать, наконец. А? Ты у нас бессребреник, что ли? Хотя, что это я? У тебя же семьи нет, детей нет. Так можно и на одну зарплату прожить. А у меня две дочки, между прочим, жена, и теща с нами живет. А дочки в платную гимназию ходят. Знаешь, сколько сейчас стоит это удовольствие? Ты обалдеешь, если скажу. – Не забывая о прибыльном деле, Владимирыч снова взялся за телефон. – Вот. Жене на зиму шубу и сапоги надо? Надо, чтобы не ходила, как обдергайка. Соседи чтобы пальцами не показывали, вот, мол, мент, жену одеть и то не может. Ну и пацанкам, само собой, приходится обновки справлять. За продленку платить, на карманные расходы, то да се. Знаешь, сколько денег это съедает? Ни одной зарплаты не хватит. Так? Теще на лекарства. Себе на сигареты, на
