– В один день?
– Да. В этом смысле Алла была жуткой трусихой. Зубных врачей боялась до обмороков. Все время кого- нибудь уговаривала с ней сходить. В первый раз я поехала, но потом ей пришлось кататься самой.
– Часто?
– Что?
– Ездила часто?
– Не помню точно. Несколько раз. Может быть, два или три.
– И все к одному врачу, верно?
– Вы удивительно проницательны.
– В общем, так. Сейчас вы не пойдете ни на какую работу, а отправитесь домой, запретесь и не будете никому открывать. Никому. С вашим начальством я все утрясу.
– Совсем никому не открывать? Наташа говорила с прежними, слегка насмешливыми интонациями, но в глазах у нее внезапно проявилась тревога.
– Совсем. Только мне и никому больше.
– А, значит, вам я могу открыть. Ну, слава Богу. А то бы, наверное, умерла с голоду.
– Наташа, – очень четко, раздельно произнес оперативник. – Я хочу, чтобы вы уяснили, как «Отче наш». Возможно, вам грозит большая опасность. Девушка несколько секунд смотрела на него, словно решая в уме, насколько серьезны слова собеседника. Наконец кивнула, ответила уже без тени иронии:
– Хорошо. Я не стану открывать дверь.
– Кто бы ни пришел и что бы ни говорил.
– Хорошо.
– Отлично. Значит, сейчас я отвезу вас домой, а ближе к вечеру заеду узнать, как дела. Или позвоню. Все зависит от результатов.
– Хорошо.
– Ну и чудненько, – сказал Саша неоправданно живо, переводя дух. – Кстати, мне нужен номер вашего домашнего телефона.
– Зачем?
– Мало ли что может произойти. Возможно, мне понадобится срочно связаться с вами.
– Хорошо, – Наташа продиктовала номер, спросила: – Это действительно настолько серьезно?
– Возможно, даже серьезнее, чем мне кажется, – ответил Саша.
Волин помял подбородок и огляделся. В стороне от остальной группы скучающе жались двое патрульных. Здоровенные лбы, каждый из которых, наверное, мог свалить быка одним ударом, стояли, словно нашкодившие мальчишки. Рядом с суровым видом возвышался капитан с Петровки, поглядывал многообещающе на своих подопечных. Росточком небольшой, но неимоверно широкий в плечах, он был похож на бульдога. Место происшествия давно оцепил отделенческий наряд. Над телом колдовали эксперты. Молодцеватого вида участковый снимал показания с единственного свидетеля – седоголового, практически беззубого старичка затрапезного вида: грязные брюки, грязные резиновые сапоги, плащ с надорванным воротником. Старик опирался на железную палку, между ног у него стояла сумка, битком набитая пустыми бутылками. Волин подошел ближе. Старик заметил «большого начальника» и специально заговорил погромче, чтобы тот слышал:
– …Вот и подумал, может, они пивка решили выпить? Культурно, стал быть, отдохнуть на природе. Вроде пикника. Только мы людям мешать никогда не станем. Мы ж не то что шаромыги какие. Понятие, стал быть, имеем. Над душой-то стоять да в рот человеку заглядывать, это ж разве дело? Не-ет, у нас все культурно, взаимно, как говорится, вежливо, по-людски. Так и решили, стал быть, пока пройтиться, посмотреть, может, кто где еще отдыхает. – Старик почему-то старательно говорил о себе в третьем лице и во множественном числе, чем, конечно, слегка раздражал. – Вернулись-то полчасика спустя, ан тут вон какое дело, – он повернулся и указал на торчащие из голых кустов женские ноги. Участковый посмотрел на Волина, ожидая вопроса, но тот только кивнул: «Продолжайте». Лейтенант сразу приосанился, посерьезнел, напустил значительности, спросил веско:
– То есть вы видели убийцу. Я правильно понимаю?
– Не-е-ет, этого нехристя мы не видели. – Старик прищурился и покачал темным узловатым пальцем перед самым носом лейтенанта. – Кавалера ейного видели, точно. А кто уж убивец, так это, стал быть, вам виднее. Коли вы милиция. Власть, стал быть.
– Как выглядел этот кавалер?
– Как выглядел? – Старик задумался, задрал вверх щетинистый подбородок, посмотрел голубыми подслеповатыми глазами в небо. – Так ведь он спиной стоял, мы, стал быть, лица-то не рассмотрели.
– Фигуру рассмотрели? Как одет, рассмотрели? Рост рассмотрели? – сатанел потихоньку участковый.
– А как же? Это мы в лучшем виде, – выкатывал дымчатые глаза «державный» старик. – Значит… Росточком он примерно с вас будет, – вежливый кивок в сторону Волина. – В руке, стал быть, сумка такая. Курточка темная, брюки… эти… Дажинц.
– Джинсы, – поправил лейтенант, быстро записывая.
– Может, и так, – согласился со степенной важностью свидетель, вдруг разом осознав собственную бесценность. – На ногах белые такие кеды.
– Кеды? – удивленно переспросил участковый. – Может, кроссовки?
– Верно говоришь, батюшка. Разве ж тут все упомнишь, када такое вот, – снова полуоборот к трупу, – повидать доведется-то. Кому хошь память отшибет.
– Телосложение не заметили?
– Сложение-то? Нормальное. Вон как у вас, – снова взгляд на Волина. – Не хроменький. Чего не было, того не было.
– Волосы какие? Светлые? Темные? Короткие? Длинные?
– Волосы-то?
– Волосы, волосы, – вздохнул лейтенант.
– Так… Их и вовсе не было. Вон ведь какое дело.
– Волос не было?
– Волос, батюшка.
– Он что, лысый? – не понял участковый.
– Может, и так.
– Что значит «может, и так»?!! Раз волос нет, значит, лысый!
– Может, и так, – легко согласился старик. – А только под кепкой мы не приметили.
– На нем кепка, что ли, была надета?
– Так, батюшка. Кепка.
– Твою мать, – процедил сквозь зубы лейтенант. – Точно кепка, а не шапка, скажем?
– Не шапка. Кепку-то мы верно приметили, – обиделся старик.
– Какая кепка? «Аэродром»? Как у грузин? Или типа «пирожка»? Вроде пилотки?
– Нет, такая… с большим козырьком.
– Бейсболка, что ли? Как в кино иностранном?
– Это мы не знаем, батюшка. В кино-то поди уж лет десять не были, а то и поболе. Участковый посмотрел на Волина, развел руками, словно говоря: «Видите, с каким контингентом приходится работать». Волин кивнул. Он уже услышал все, что хотел услышать. Несомненно, это был его подопечный, психопат- убийца. И ведь главное, словно в насмешку, совершил убийство в людном месте и средь бела дня. Народу в парке – как в летнюю жару на пляже. Полным-полно потенциальных свидетелей. Но его это не остановило. Волин прошел мимо парней из оцепления, приблизился к трупу, посмотрел на мертвую девушку. Как и в предыдущем случае, никакого сходства с первыми двумя жертвами. Шатенка, волосы короткие, стрижка «каре», полненькая, хотя и не толстая. Фигуру никак не назовешь идеальной. Рядом, в густой темной луже, лежат очки. Тонкая золотая оправа. Судебно-медицинский эксперт, сидящий на корточках рядом с трупом,