сигареты разудалую джигу.
– Что случилось? – послышался в динамике голос телохранителя, расщепленный треском помех.
– Он снова звонил.
– Когда? Маринка посмотрела на часы и даже присвистнула от удивления. Последний клиент оказался на редкость разговорчивым типом. Хотя ему, в общем-то, не требовался секс. Скорее возможность поплакаться. Встречаются и такие мужчины. Обычно «деловые», «крутые», «новые». Они не могут показать слабость в обычной жизни, но отдушина им нужна не меньше, чем всем остальным. Толковых психоаналитиков в достаточном количестве у нас пока нет, обратиться к психиатру не позволяет гордость. Для них оператор службы «777» – самый благодарный слушатель. Вроде священника. Лучше самых близких друзей. Он никому и ничего не расскажет. Тебе не придется встречаться с ним каждый день и отводить глаза, стыдясь проявленной слабости. Говори что хочешь и сколько хочешь. Только не забудь потом оплатить. Тебя выслушают, посочувствуют. Оператор обязан быть доброжелательным и мягким, подстраиваться под настроение клиента. «Плаксы» ведут разговор сами, оператору остается лишь поддакивать. А иногда не требуется даже этого. Сиди себе, слушай. Таких клиентов девчонки называют «перекуром». В этот раз Маринка успела даже придремать. Сказывалось нервное напряжение.
– Больше часа. Точнее, час двадцать.
– Когда? – по голосу телохранителя было ясно, что он недоволен. – Почему вы не сообщили раньше?
– Не могла, – окрысилась Маринка. – Я, между прочим, на работе. У меня был звонок.
– А вы не могли пустить этот звонок побоку или закончить его побыстрее?
– Не могла. У нас очень жесткий контроль. Три жалобы – и тебя автоматически увольняют. И, кстати, мы не имеем права заканчивать разговор первыми. Это – привилегия клиентов.
– Ладно, оставим данный пункт за кадром, – сказал телохранитель. – Он что-нибудь сказал?
– Одну фразу. «Было пять, стало четыре».
– Хм, – озадачился телохранитель. – Вы узнали, где расположен ваш телефонный узел?
– Я даже взяла телефон и адрес.
– Вот как? – в голосе охранника прозвучали уважительные нотки. – Продиктуйте-ка, я запишу. – Маринка торопливо продиктовала адрес и номер телефона, с которого звонил Боря. – Отлично. Теперь слушайте. Сейчас я проверю этот адрес по милицейской картотеке, наведу справки о жильцах. Возможно, придется туда съездить. Пока я с вами не свяжусь – не спускайтесь вниз, ясно? Даже если скажут, что пришла ваша мама.
– Я и так никуда не могу выйти. У меня рабочая ночь впереди. И, между прочим, моя мама умерла, когда я была еще совсем маленькой.
– Извините, я не знал.
– Ничего.
– Тем не менее. Пока я с вами не свяжусь, вы не выходите из здания ни в коем случае.
– Хорошо.
– Значит, договорились. Отбой. Маринка положила передатчик в сумочку и откинулась в кресле. Ей очень хотелось спать. Такова была дурная особенность ее психики. В стрессовой ситуации – или непосредственно после – Маринка совершенно теряла ощущение времени. Она словно наблюдала за собой со стороны. Иногда, если потрясение было особенно сильным, засыпала и могла проспать сутки подряд. Но только не сейчас. Сейчас она не могла позволить себе подобной роскоши. Придется держаться. И дело даже не в работе. Маринка выбралась из кресла, налила себе чашку исключительно крепкого кофе. Глоток, еще один. Глаза слипались. В качестве тонизирующего ей подошла бы эмоциональная встряска. Скажем, если бы сейчас в комнату влетел Сергей Сергеевич и заорал, что она, Маринка, уволена, – во-о-он!!!! – это бы помогло. Резкая трель разорвала уютную тишину, как зазубренный нож мешковину. «Пора за работу, – орал телефон. – За работу!» – др-р-р-рзынь! – «Клиент ждет!» – др-р-р-рзынь! – «Он не должен ждать!» – др-р- р-рзынь! – «Он всегда прав!» – др-р-р-рзынь! – «Снимай трубку, стерва!!!» Сердце екнуло и, сжавшись до размера сушеной горошины, покатило к горлу, забилось под челюстью с сумасшедшей скоростью. На лбу сразу выступили градины холодного пота. Зато сон, и правда, отлетел, как по мановению волшебной палочки. Маринка заполошно рванулась к столику, расплескав кофе. И, уже протянув руку, вдруг поняла, что не мигает сигнальная лампочка, а это означало, что звонок идет не через коммутатор, а по внутренней линии. Кому это она понадобилась в такой час? Маринка, унимая тяжелое дыхание, сняла трубку. За весь срок работы по внутреннему ей звонили всего два раза. Первый – во время тестирования. Второй – вызывал Сергей Сергеевич. И то, и другое – в первую неделю службы.
– Рибанэ, слушаю, – сказала Маринка. На том конце провода молчали. Это не было поломкой на линии. Сквозь легкое потрескивание помех отчетливо различалось чье-то дыхание. – Слушаю вас. Звонящий засмеялся, и Маринка почувствовала, как волосы на ее голове шевелятся от ужаса. Смех был тихим, похожим на шорох сожженной, гонимой ветром листвы. Она не спутала бы этот смех ни с каким другим. Так смеялся Боря, когда звонил ей в первый раз. Только теперь он был где-то рядом. Боря смеялся все громче и громче. Маринка почувствовала тот же безграничный ужас, который ей пришлось испытать вчера утром, стоя на лестничной площадке, пока Миша осматривал квартиру. Она немо открывала рот, стараясь разорвать стальной обруч, сдавливающий грудь и мешающий дышать. Вот и все, билось в голове. Ловушка, подстроенная Борей, оказалась безупречной в своей простоте. Очевидно, он специально звонил ей, рассчитывая, что рано или поздно Маринка додумается «снять» номер телефона и сообщить о нем телохранителю. И теперь, когда она осталась в одиночестве, Боря пришел, чтобы убить ее. Смех внезапно смолк.
– Что… тебе нужно? Почему ты преследуешь меня? – выдохнула Маринка.
– Почему? Ты знаешь почему, сука! – рявкнул Боря, и она вдруг услышала в его голосе нечто большее, чем просто злость. Это была ненависть. Звенящая, как перетянутая струна, глубокая, будто ночное небо, ужасающая своей мощью и разрушительным потенциалом, сметающая остатки разума, словно ураган. Даже если Боря не был психопатом раньше, он неизбежно сошел бы с ума под гнетом собственного раскаленного добела чувства. – Ты, мать твою, знаешь почему!!!
– Но я… даже не знаю тебя, – прошептала Маринка. – Никогда не слышала о тебе раньше! За что ты меня ненавидишь?
– Знаешь, сука! – От ярости Боря задыхался, шипел, словно плавящийся жир на горячей сковороде. – Знаешь и очень хорошо. А теперь ты знаешь еще кое-что. Как бы ты ни пряталась, что бы ни делала, какой бы охраной ни окружила себя, – ничто не поможет. Однажды я приду за тобой, и тогда тебе останется только молиться! Ты поняла?!!
– Оставь меня в покое, сумасшедший ублюдок! – завопила в ужасе Маринка. – Слышишь? Оставь меня в покое!!!
– Слышу, – крик Бори вдруг скомкался, завял. Маринке показалось, что он внезапно устал. Ненависть, пылавшая безудержным лесным пожаром, стихла, хотя и не исчезла совсем. – Я оставлю тебя в покое. Оставлю. После того как ты умрешь.
Квартира оказалась пустой. Осмотр занял немногим более часа. Понятые, как водится, заскучали к двадцатой минуте обыска, но продолжали послушно переходить из комнаты в комнату, наблюдая за тем, как Волин и пионеристый сержант роются в личных вещах Баева. К моменту перемещения всей группы в спальню сотрудник РЭУ занял место в коридоре и брезгливо скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что он к произволу властей, а именно, обыску в квартире честного гражданина, никакого отношения не имеет и, более того, презирает как этот самый произвол, так и людей, его творящих.
– Товарищ следователь, – пробормотал, подходя к Волину, сержант. – Мебель. Вы заметили?
– Заметил, сержант. Заметил, – ответил тот. Волин действительно отметил мебель. Добротную, дорогую. Не ДСП какое-нибудь, а натуральное дерево. Врачам такая едва ли по карману. Даже хорошим. Любопытно живет товарищ Баев. Счет в банке немаленький, мебель. И жертвы среди пациенток. Пока сержант перетряхивал постель, Волин осмотрел бельевой шкаф. Десяток костюмов, батарея сорочек на вешалке, четыре пары туфель. Хорошо как у нас врачи живут, обзавидуешься. А еще говорят об упадке
