20
Вовеки
Сидя в каморке над оружейной лавкой, Диана просматривала папку, которую ей дала Джия.
Она не бывала в этой комнате после окончания Темной войны, но всё в ней оказалось удобно и знакомо. В ногах кровати было сложено одеяло, когда-то связанное ее бабушкой, на стене висели первые затупленные деревянные кинжалы, которые отец дал ей для тренировок, на спинке кресла лежала шаль матери. Диана надела ярко-красную шелковую пижаму, которую нашла в старом сундуке, и чувствовала себя до смешного нарядной.
Смешливое настроение, впрочем, довольно быстро покинуло ее – по мере того, как она изучала страницы, вложенные в кремовую папку. Первым шел рассказ Зары о том, как она якобы убила Малкольма; Саманта и Дейн подписались под этим текстом как свидетели. Впрочем, скажи Саманта или ее братец, что небо голубое, Диана и тут бы им не поверила.
Зара утверждала, что Центурионы прогнали Малкольма прочь, когда он напал в первый раз, а следующей ночью она якобы бесстрашно патрулировала границы Института, пока не выследила крадущегося в тени Малкольма и не одолела его в поединке на мечах. А его труп, утверждала Зара, после этого исчез.
Однако Малкольм был не из тех, кто крадется в тени. И исходя из того, что Диана видела в ночь его возвращения, его магия все еще работала. Он никогда не стал бы драться с Зарой на мечах, если мог испепелить ее на месте.
Но это не могло служить неопровержимым доказательством того, что Зара лжет. Диана хмурилась, переворачивая страницы, и вдруг выпрямилась в кресле. В папке лежал не только отчет о смерти Малкольма. Дальше было еще много страниц о самой Заре. Дюжины отчетов о ее достижениях. Собранное вместе, все это и впрямь выглядело впечатляюще. И все же…
По мере того как Диана вчитывалась, старательно делая пометки, начала вырисовываться схема. Каждый успех, каждый триумф Зары случался тогда, когда рядом никого не было, кроме членов ее ближнего круга – Саманты, Дейна или Мануэля. Остальные частенько появлялись как раз вовремя, чтобы полюбоваться на опустевшее гнездо демона или на оставленное поле боя, но только и всего.
Судя по отчетам, Зара ни разу не была ранена и не получала боевых травм. Диана подумала обо всех шрамах, которые успела заработать за свою жизнь Сумеречного охотника, и нахмурилась сильнее. И еще сильнее – когда дошла до составленного год назад отчета Марисоль Гарзы Сольседо: Марисоль утверждала, что спасла в Португалии группу простецов от нападения демона друджа[50]. Ее отправили в нокаут. А когда Марисоль, по ее словам, пришла в себя, то обнаружила, что вокруг уже вовсю празднуют победу Зары над этим самым демоном.
Отчет приобщили к делу – вместе с подписанным Зарой, Джессикой, Самантой, Дейном и Мануэлем заявлением, где утверждалось, что Марисоль все придумала. Зара, сообщали они, убила демона в жестокой схватке. Но ни одной раны не получила.
Она присваивает себе чужие заслуги, – подумала Диана. Окно задрожало, вероятно, от ветра. Пора спать, – подумала она. Куранты Гарда – после Темной войны установили новые – уже успели пробить раннее утро. Но Диана продолжила читать как завороженная. Обычно Зара держалась подальше, дожидалась окончания битвы, а затем объявляла победу своей. Поскольку Зару поддерживала ее клика, Конклав принимал ее заявления как должное.
Но если можно доказать, что она не убивала Малкольма – как-нибудь так, чтобы при этом не подставить Джулиана и остальных, – то, может, Когорту удастся опозорить. И тогда, уж конечно, попытка Диарборнов захватить Институт Лос-Анджелеса провалится…
Окно вновь загремело. Она подняла глаза и увидела за стеклом Гвина.
Вскрикнув от удивления, Диана вскочила, и бумаги разлетелись во все стороны. Опомнись, – велела она себе. Не мог же предводитель Дикой Охоты в самом деле быть у нее за окном.
Она протерла глаза и посмотрела снова. Гвин никуда не делся, и, подходя к окну, Диана увидела, что он висит в воздухе прямо за подоконником, восседая на могучем сером коне. На Гвине были темно-коричневые кожаные доспехи, а рогатого шлема нигде не было видно. На его лице читалось мрачное любопытство.
Он жестом велел Диане открыть окно. Та помедлила, но все же отодвинула засов, откинула легкую занавеску. Необязательно же его впускать, сказала себе она. Можно ведь просто поговорить через окно.
В комнату хлынул прохладный воздух, запах сосен и утра. Двуцветные глаза Гвина остановились на Диане.
– Миледи, – произнес он. – Я надеялся, что ты составишь мне компанию в полете.
Диана убрала локон за ухо.
– Зачем?
– Затем, чтобы наслаждаться твоим обществом, – произнес Гвин. Он окинул ее взглядом. – Вижу, ты нарядно одета, в шелка… Ты ждешь другого гостя?
Диана, развеселившись, покачала головой. Пижама, чего греха таить, действительно была красивая.
– Ты прекрасна, – сказал Гвин, – а я счастливец.
Наверное, он не врет, решила Диана. Он не может врать.
– А ты не мог назначить встречу заранее? – спросила она. – Ну там, не знаю, сообщение мне отправить?
Гвина ее вопрос явно застал врасплох. У него были длинные ресницы и квадратный подбородок. Красивое лицо. Диана старалась о таких вещах вообще не думать, потому что выходили одни неприятности, но сейчас ничего не могла с собой поделать.
– Я лишь на рассвете узнал, что ты в Идрисе, – объяснил он.
– Но тебе же нельзя тут быть! – Диана испуганно оглядела пустынную Флинтлок-Стрик. – Если его кто-то увидит…
На это Гвин лишь усмехнулся.
– Пока копыта моего коня не касаются земли Аликанте, тревогу не поднимут.
Тем не менее, Диана почувствовала, как в груди свивается комок нервов. Он приглашал ее на свидание, и бессмысленно прикидываться, будто это не так. И, хоть она и хотела поехать, страх, тот самый старый страх, что шел рука об руку с недоверием и скорбью, не пускал ее.
Гвин протянул ей руку.
– Идем со мной. Небо ждет.
Она посмотрела на него. Он был немолод, но не выглядел старым. Он казался лишенным возраста, как это бывает с фэйри, и, хотя выглядел серьезным и надежным, нес с собой обещание полета и неба. Когда еще тебе выпадет шанс прокатиться на волшебном коне? – спросила себя Диана. – Когда еще ты вообще полетишь?
– Если узнают, что ты здесь, – прошептала она, – тебя ждут такие неприятности…
Гвин пожал плечами, по-прежнему протягивая ей