Андрей поморщился. При чем здесь Библия? Кабы не большевики, так и не было бы ничего. Вместе с Антантой бы одержали победу над Тройственным союзом, получили репарации, на которые модернизировали промышленность, как это получилось у Франции и Англии.
– Успокоилась? Вставай, пошли.
– Я устала. Далеко еще идти?
– У меня нет карты, я не знаю. Рано или поздно будет дорога, выйдем к какому-нибудь селу или деревне. Лишь бы там не было большевиков.
Андрей помог женщине подняться, поднял саквояж.
– В саквояже-то хоть что-нибудь стоящее? Или дамская мелочовка, которую выбросить не жаль.
– Чужими вещами разбрасываться легко. Для меня – ценные.
– У тебя хоть документы, деньги есть?
Настя как-то подозрительно на Андрея посмотрела. Заподозрила в покушении на грабеж? Если бы хотел ограбить, давно бы отобрал, а сопротивляться вздумала – рукоятью пистолета по голове. Но не сделал же, тогда почему подозрения? Не хочет отвечать – ее дело.
Как светать начало, впереди увидели село. Настя обрадовалась, шаг прибавила.
– Не торопись, лучше присядь, отдохни.
Послушалась, присела у кустов. Андрей к селу присматриваться стал. Деревенские жители рано встают, с восходом солнца. Скотину накормить-напоить надо, да другими делами заняться – огородом, да забор подправить, да всегда что-то найдется в своем доме. На единственной сельской улице посторонних, при оружии, в форме, не видно, как и лошадей. Не менее получаса наблюдал. Из села в их сторону лошаденка с подводой, дед с вожжами на передке восседает. Андрей дождался, к подводе вышел.
– Доброе утро. Не подскажете, как село называется?
– Доброе. Ефросимовка село уж много лет.
– А чужаки в селе есть? Белые или красные?
– Никого, только свои.
– Беженцы мы. Не подскажете, где можно комнату снять, да со столованием.
– Да ко мне и можно. По левой руке четвертая изба. Бабу мою Агафьей звать. Скажете, дед Пантелей велел приветить.
Видимо, села не коснулась волна беженцев. Основные события разворачивались в городах и на станциях на железной дороге. Да и военные действия тоже. Например, в «Ледяном походе» на Кубани большевики задействовали бронепоезда, действовавшие довольно эффективно, сильно осложнившие жизнь Добровольческой армии. До сел и деревень политическая борьба доходила с запозданием.
Добрались до указанного дома, вошли во двор. Размеренная сельская жизнь, как будто империя жива и нет никакой войны. Куры роются в пыли, поросята хрюкают, мычит корова. Как-то сразу напряжение последних суток отпустило, нет чувства опасности. На крыльцо вышла пожилая женщина, Андрей ей слова мужа передал.
– Есть комната, проходите, посмотрите. Конечно, не как в городе, удобства во дворе.
Комната небольшая, одна широкая кровать с толстой периной, большими подушками. Видимо, Андрея с Настей приняли за семейную пару. Настя смолчала. Андрей о еде заговорил.
– Вареники с творогом есть будете?
– Конечно.
Бабка Агафья стала на стол собирать. Вареники в горшочке, крынка густой сметаны, хлеб круглый, деревенский, бутыль мутноватого самогона. А еще сала порезала соленого да с мясными прожилками.
– Сидайте, угощайтесь!
У Андрея при виде такого богатства на столе голодные спазмы в желудке. Налил себе самогона граненый маленький лафитник. Настю спросил:
– Будешь?
Кивнула Настя. Бабка Агафья вышла по хозяйству управиться. Андрей лафитник поднял.
– За нас! За встречу, за то, чтобы выжили!
Выпил, хлебом занюхал, кусок сала в рот кинул. Ядреный самогон, градусов семьдесят, аж дыхание перехватывает. Настя лафитник в рот опрокинула по примеру Андрея. Видимо, – самогон раньше не пила. Закашлялась, из глаз слезы текут, ртом воздух хватает. Кое-как в себя пришла.
– Ты зачем пила-то? Самогон крепкий, не вино и не водка.
– Я вообще раньше, кроме шампанского, не пробовала ничего.
– Ты ешь, а то опьянеешь.
Набросились на еду. Вилок не было, ели ложками. Вареники вкусные, с домашним творогом, да сметаны вволю. Горшочек опустел быстро.
– Ой, голова поплыла!
Настя попробовала встать, покачнулась. Андрей ее поддержал, в комнату повел. Настя села на кровать и на спину упала. Андрей расшнуровал ботиночки на ее ногах, уложил. Сам разулся, у изголовья поставил саквояж Насти и свой тощий сидор. Рядом с девушкой лег и вырубился сразу, как провалился. Женское тело рядом никаких мыслей не пробудило. Одно желание – выспаться. Через какое-то время к нему Настя прижалась, да не потому, что соблазнить хотела, а замерзла. В деревнях печь топили с утра, для приготовления пищи, а ближе к вечеру в избе прохладно становилось. Беспробудно спали до вечера. Как стемнело, в комнату дед заглянул, деликатно покашлял:
– Пора на ужин вставать, а то остынет все.
Снова за стол уселись, уже в компании с хозяевами. Жаренная картошка на шкварках, молоко парное с хлебом.
– Завтра с утра курочку зарублю, мясная похлебка будет, – пообещал дед.
После ужина Андрей протянул хозяину пятьдесят рублей.
– Это аванс.
– Так много же!
– Можно мы несколько дней поживем?
– А хоть все лето. Вам отдых, нам прибыток.
Добрые хозяева оказались и чистоплотные. Впрочем, в деревнях жизнь неспешная, злых людей мало.
А потом снова в постель, уже раздевшись. Днем-то спали в одежде, устали оба. На этот раз Андрей проявил инициативу. Впрочем, Настя и не думала сопротивляться. К удивлению Андрея, оказалась девственницей.
Утром Андрей проснулся от какой-то возни рядом. Открыл глаза, а Настя сидит на стуле в одной рубашке и держит в руках тряпицу в виде колбаски, в которой часть золотых монет.
– Андрей, прости! Я хотела тебе брюки почистить, а в карманах что-то тяжелое.
– Золото. Все жалование обращал в золотые империалы.
– О! Можно избу в деревне купить.
– Можно, но не нужно. Идет самая настоящая война, Гражданская. И что завтра с нами будет, не знает никто. Белые придут – хорошо, а красные – плохо. Отдохнем и на юг подадимся. На Дон, на Кубань, в Крым. Куда угодно, лишь бы определенность была. Тебе у твоей родни придется немного побыть, пока я воевать буду.
– Не навоевался еще? Четыре года с немцами, теперь со своими.
– Какие они свои? Свои не вешают и не расстреливают. Прости, что за больное задеваю. Маму твою кто убил? За саквояж! Чем он лучше бандита? И это представитель большевиков! Ненавижу!
Видимо, во взгляде его было что-то пугающее, Настя поежилась.
– А если я родню не найду? – спросила женщина.
– Тогда отправлю в Крым. С деньгами можно и там устроиться, переждать лихое время.
Ему надо было обнадежить Настю. Сам-то он прекрасно знал, чем кончится Гражданская война. Белые займут Крым, фактически неприступным сделают Перекоп. Но генералы учились в академиях, на решениях правильных, просчитанных. А красные ворвутся в Крым через Сиваш. Подсказать бы попозже командирам, да кто слушать будет?
Настя слушала внимательно, не упуская ни одного слова. Отныне жизнь и судьба ее были связаны неразрывно с Андреем. Андрей говорил уверенно, и женщина его словам верила. В принципе его слова были правильными, белых выбили из Крыма через три года, срок большой.
Андрей не спеша почистил пистолет. Для него как человека военного было важно содержать оружие в чистоте и смазанным. А еще зарядил
