– Да, – сказала Нэнси, не зная, какого ответа от нее ждут. – Рада с вами познакомиться.
Джилл, которая не шелохнулась и не произнесла ни звука с того самого момента, как Нэнси подошла к столу, взглянула на ее тарелку и сказала:
– Ты мало ешь. На диете?
– Нет, не совсем. Просто… – Нэнси замялась, потом покачала головой и сказала: – Желудок не работает – дорога, стресс и все такое.
– А я кто – стресс или все такое? – спросила Суми, подцепила вилкой липкий от варенья кусок мяса и бросила в рот. Договорила с набитым ртом: – Должно быть, и то и другое вместе. Я личность гибкая.
– А я на диете, – гордо объявила Джилл. На тарелке у нее не было ничего, кроме тонких ломтиков еле-еле поджаренного мяса, некоторые – совсем красные и сочащиеся кровью, практически сырые. – Я ем мясо через день, а в остальные дни – шпинат. У меня в крови столько железа, что любой компас среагирует.
– Это… э-э-э… замечательно, – проговорила Нэнси и оглянулась на Суми в ожидании помощи. Всю жизнь она имела дело с девушками, сидящими на диете. Но вряд ли кто-то из них стремился таким образом повысить уровень железа в крови. Обычно они хотели талию потоньше, кожу получше и бойфрендов побогаче, а катализатором служила глубоко укоренившаяся нелюбовь к себе, которую им привили, пока они были совсем маленькими и даже не понимали еще, в какую трясину их затягивает.
Суми проглотила мясо.
– Идут на бойню Джек и Джилл, несут в кармане ножик. Свалился Джек и лоб разбил, и Джилл свалилась тоже.
У Джек сделалось страдальческое лицо.
– Терпеть не могу этот стишок.
– И совсем не так все было, – Джилл с сияющей улыбкой повернулась к Нэнси: – Мы попали в очень милое место и встретили там очень милых людей, и они нас очень любили. Но начались кое-какие проблемы с местными властями, вот нам и пришлось вернуться сюда на время, для нашей же безопасности.
– Помнишь, что я тебе говорила? Не злоупотребляй словом «очень», – напомнила Джек. Голос у нее был усталый.
– Джек и Джилл – тоже совсем, совсем дурочки, – сказала Суми. Ткнула вилкой в ломтик дыни и забрызгала столик мясным соусом. – Думают, что вернутся назад, а на самом деле они никогда не вернутся. Их двери уже закрылись. Тем, кто потерял невинность, в мир Крайней Логики и Крайнего Зла хода нет. Злу не нужны те, кого уже не испортишь.
– Я ничего не понимаю из ваших разговоров, – сказала Нэнси. – Логика? Абсурд? Зло? Что все это значит?
– Это вроде сторон света – ну, почти, – объяснила Джек. Наклонилась ближе, провела указательным пальцем по мокрому кружку от донышка стакана и начертила на столешнице крест. – Вот так называемый реальный мир – север, юг, запад и восток, так? Так вот, насколько мы успели убедиться, в большинстве портальных миров это не работает. Поэтому мы используем другие названия. Абсурд, Логика, Зло и Добро. Есть еще промежуточные направления, они могут вывести куда угодно или вообще в никуда, но основные – вот эти четыре. Большинство миров принадлежат Крайнему Абсурду или Крайней Логике, а кроме того, каждый из них имеет в основании тот или иной градус Зла или Добра. Удивительно, но очень часто миры Абсурда относятся к Добру. Похоже, на настоящее зло у них не хватает концентрации внимания, максимум – на легкое озорство.
Джилл покосилась на Нэнси.
– Хоть что-то стало понятнее?
– Не сказала бы, – призналась Нэнси. – Я никогда не думала, что… Ну, знаешь, я читала в детстве «Алису в стране чудес» и ни разу не задумалась о том, каково было Алисе, когда она вернулась туда, откуда пришла. Наверное, она просто пожала плечами и вернулась к прежней жизни. А я так не могу. Каждый раз только закрою глаза – и я уже в своей настоящей постели, в своей настоящей комнате, а это все только сон.
– Не чувствуешь себя дома, да? – мягко спросила Джилл. Нэнси покачала головой и сморгнула слезы. Джилл дотянулась через весь столик и погладила ее по руке. – Потом будет легче. Совсем легко не будет, но болеть станет поменьше. Давно ты здесь?
– Чуть меньше двух месяцев. – Семь недель и четыре дня с тех пор, как Повелитель мертвых сказал, что она должна быть полностью уверена. Семь недель и четыре дня с тех пор, как дверь ее комнаты открылась в тот самый подвал, из которого она ушла давным-давно, в том самом доме, который, как ей казалось, она покинула навсегда. Семь недель и четыре дня с тех пор, как родители, услышав ее крик, поняли, что в доме кто-то есть, и прибежали вниз, грохоча каблуками по ступенькам, и накинулись на нее с никому не нужными объятиями и причитаниями о том, как они переживали, когда она пропала.
Они считали, что ее не было полгода. По одному месяцу за каждое зернышко граната, проглоченное Персефоной в начале сотворения мира. Для нее прошли годы, а для них – месяцы. Они до сих пор думают, что она красит волосы. До сих пор думают, что она когда-нибудь расскажет им, где была.
Много чего они до сих пор думают.
– Потом будет легче, – повторила Джилл. – Мы здесь уже полтора года, но надежды не теряем. Я поддерживаю уровень железа в крови. Джек ставит свои опыты…
Джек ничего не сказала. Просто встала из-за столика и ушла, бросив недоеденный обед.
– Мы за тобой убирать не будем! – крикнула Суми с набитым ртом.
Но все равно убрали, конечно. Что им еще оставалось?
3. Одного поля ягоды
Судя по тому, что родители Нэнси рассказывали об этой школе, обязательная групповая терапия была одним из главных ее достоинств. Что вернее всего поможет вытащить дочь-подростка из той загадочной ямы, в которую она провалилась? Конечно, беседы с людьми, пострадавшими от подобных же травм, под бдительным оком специально обученного профессионала. Она погрузилась в объятия мягкого кресла, поглядела вокруг: на подростков, которые нервно поеживались, жевали собственные волосы или молча и угрюмо смотрели в пространство. Нэнси попыталась представить, что они могут думать об этой реальности.
И тут в комнату вошла девочка лет восьми.
Одета она была как какая-нибудь библиотекарша средних лет – юбка-карандаш и белая блузка, и то и другое слишком взрослого фасона. Волосы собраны сзади в тугой, солидный пучок. Общее впечатление создавалось такое, будто девочка добралась до маминого шкафа и затеяла игру с переодеванием. Нэнси села прямо. В рекламном буклете школы был указан возраст от двенадцати до девятнадцати лет, с учетом как раннего развития, так и особенностей учеников, догоняющих сверстников с некоторым опозданием. О детях младше десяти лет там ничего не говорилось.
Девочка остановилась посреди комнаты
