— Ничего не видно. Хоть бы скорее проползло это облако!
Лес пошел иной — деревья изгибались, расступались перед большими валунами. Ближе к вершине гора вспучилась, пошла трещинами, ощетинилась в небо частоколом узких скальных выступов. Между впадинами сгустилась темнота. Тео уж думал предложить подождать, пока туман рассеется, и тут Вик остановился.
— Следы.
На влажной земле темнели углубления.
Вдохнув сырой туман, Тео нагнулся и осмотрел вмятины на земле.
Сомнений быть не могло.
Человеческие следы.
Тео глядел на маленькие выемки, оставленные пальцами, округлую вмятину от пятки. Здесь, на вершине горы, человек ходил босиком. Почему?
Быть может, кто-то решил, что достаточно тепло, чтобы побродить в лесу без обуви? Теодор всмотрелся в обступившие их сумрачные стволы. Этот лес не походит на тот, где можно нежиться на лужайке.
По коже поползли мурашки — медленно, противно.
Вик прошел вперед, осматривая землю. Нагибался, водил пальцами по грязи, что-то бормотал под нос. Жилка на виске Теодора билась точно обезумевшая. «Йонва, Йонва, Йонва, — стучала колотушка в голове. — А вдруг не солгал? Мама…»
Тео привел с собой Вика, и если ошибся… Он подведет друга! Змеевик оглянулся.
— Где Темногор?
Тео тоже оглянулся. Коня не было.
Вик свистнул, и жутко исказившийся звук проглотил туман. Парень сжал рукоять меча и вытянул длинный клинок из ножен. Если прежде Тео не решался высказать мысль об опасности, то этот жест буквально отрезал от них спокойствие.
— Стой здесь.
Вик с мечом наперевес зашагал назад, и через какое-то время до Тео вновь донесся свист, и в тот же миг…
Тео круто развернулся. Глаза расширились, впились в крутой поворот, за которым сгустился туман.
Он не ослышался.
«Нет», — сказал себе.
Впустую. Сердце решило за него.
«Стой!»
Ноги сами понесли вперед. Утопая в грязи, вытаскивая сапоги и увязая вновь, Теодор ринулся вперед по тропе — и глаза шарили меж деревьев, пытались отыскать источник звука в клочьях тумана. Он расставил руки, растопырив пальцы, словно хотел поймать снова то, что услышал.
Крик.
Откуда-то кричали. Может, ослышался?
«Топи! — закричал голос в голове. — Топи! Ты ошибся, Теодор. Вспомни Топи!!!»
На этот раз не ошибся.
Он слышал.
Голос.
Ее, черт возьми!
Ее!
Тео позабыл обо всем, только на бегу оглянулся, окликнул Вика. Вдали раздался ответный свист, но Вик не появился. Тео выскочил к повороту — дальше тропинка уходила вверх, виднелся просвет ночного неба: среди белесых клочьев мерцали звезды. Вершина горы.
И тут закричали снова.
Совсем близко.
Теодор пошел туда, откуда донесся тихий отзвук, и увидел. Там, слева. Расщелина. Сердце заколотилось как взбесившееся. Тео дышал с трудом. Каждый вздох — боль в ребрах, сердце.
— Ви-и-ик! — снова крикнул Теодор в туман. Но Виктор не отозвался. — Где же ты?
Тео выругался, дрожащей рукой нащупал рукоять ножа и осторожно сошел с тропы, внимательно оглядывая кусты. На одном он заметил обломанные ветки. Кто-то проходил здесь, и совсем недавно! Вверху над скалой проплывал туман — от дыхания леса ветви гнулись и колыхались, точно волосы утопленника на дне реки. В десяти шагах от дорожки обозначилось черное отверстие между камней, точно скала набрала полный рот мрака.
Тео уставился на провал. Там? Там.
Там-там-там, стучало сердце, и Тео обернулся на стену тумана и деревьев. Никого. Сглотнул комок в горле и подошел ближе.
Всмотрелся в темноту. Ничего не видно.
Тео нащупал в кармане отсыревший коробок. Отшагнув в сторону, поднял сосновую ветку посуше и, постоянно оглядываясь, принялся чиркать спичками. Пальцы не слушались. Туман плыл и плыл. Деревья толпились за спиной, смотрели черными листьями в затылок. Наконец по сухой коре пробежали искры, ветка задымила и загорелась. Тео выставил ее перед собой и, зажав в другой руке нож, на подгибающихся ногах двинулся к провалу.
Ему казалось, сейчас он упадет от волнения и страха. Мысли путались. Язычок пламени обозначил низкий свод, затем осветил пещеру. Лежак у стены, тряпье. Миски какие-то. Кувшин. Еще один, уже разбитый. Кости. Посередине — погасший костер. Больше ничего. Просто выемка в скале, уголок, чтобы пережидать холод.
Запах такой, что задохнуться можно.
Тео сделал шаг внутрь, и в дальнем углу в неверном свете заметил силуэт…
— Мама!
Он в два прыжка пересек пещеру и, склонившись над матерью, позвал ее, но она лишь пошевелила губами, что-то бормоча и стеная.
Теодор провел рукой по синим запястьям, прошелся пальцами по засаленной веревке и принялся кромсать ее ножом.
Работал быстро. Даже не оглядывался — слух удесятерился, он слышал любой шорох за спиной. Вдали засвистели, донеслось ржание коня, но Тео продолжал. Пот стекал со лба, он закусил губу так сильно, что почувствовал на языке кровь. Взгляд Тео скользнул по ужасным грязным веревкам. По ссадинам на руках, налившимся кровью и синью. По кровоподтекам на шее. «Кто? За что?» Ярость подкатила к горлу тошнотой. Тео колотило и потряхивало, и в глазах потемнело от гнева.
Худая. Кожа да кости. Волосы закрыли лицо — даже глаз не видно, но локоны колышутся от бормотания и стонов.
Веревка упала к ногам Тео, и он замер с ножом в руке. Страшная мысль поразила точно удар молнией. На ум сразу пришла камера с Лизой — теперь воспоминания вернулись. Он помнил смерть Лизы. И теперь… Тео еще раз поглядел на мать.
Шкура. Ее нет.
Тео бешено заозирался. Подскочил на ноги и заметался по пещере, переворачивая миски, тряпье, лежак. Пусто! Бросился к костру, зарылся руками в пепел. Поднес ладони к глазам. На ладонях осталась сажа. И длинные рыжие волоски.
Шкуру сожгли.
«Тварь! Кто эта тварь?!»
Тео словно окатили кипятком. Ярость поднималась жгучей, давящей грудь волной. Теперь-то Теодор прекрасно знал, что значит для нежителя лишиться шкуры! Его ждет мучительное угасание — точно у человека, лишенного еды. Добыть новую шкуру можно, но почти невозможно…
