Один выстрел – один труп. И только так! Только в голову, только наповал! Только один успел встать с места и сделать ко мне шаг навстречу, чтобы быть отброшенным назад ударом тяжелой пули и застыть на полу возле дивана, оскалив зубы и подогнув под себя ноги.
Шестнадцать патронов. Двенадцать человек. Когда закончил отстрел, осталось четыре патрона – по два в каждом пистолете. Я стрелял сразу с обеих рук и ни разу не дал промаха.
Осматривать тела на предмет их состояния смысла не было никакого. С ошметками вместо головы люди не живут, а в корпус я не стрелял. С расстояния три-пять метров промахнуться невозможно. По крайней мере, для такого стрелка, как я.
Держа пистолеты в руках, открыл дверь ногой, вышел – настороженный, готовый стрелять по любому шороху. Но никого не было. Охранники у ворот затихли, вокруг них расплылись черные пятна крови. Я ухмыльнулся и вложил пистолеты в руки двум охранникам. Потом выпустил оставшиеся патроны вверх, в небо. Пусть теперь разбираются, кто стрелял, зачем стрелял и кто резал глотки, нож вложил в руку третьему парню. Если просто вложить пистолет в руку, легко определить, что человек не стрелял – парафиновый тест докажет этот факт совершенно неопровержимо. А теперь пусть поломают головы! Существовала опасность, что кто-то меня увидит – после выстрелов на улице, но что он может увидеть? Неясную фигуру в шляпе? Да и машины хорошенько перекрывают вход от взглядов, особенно этот дурацкий джип.
Не снимая перчаток, пошел прочь и освободился от них только тогда, когда отошел подальше от места преступления. Нашел мусорный ящик, заполненный мерзко воняющими отходами, скинул с себя куртку, выпачканную кровью, шляпу, тоже в брызгах крови и мозгов, забросил их в ящик, напугав запищавшую толстую крысу, сверкнувшую красным глазом.
Крыса – это хорошо. Сейчас она и ее товарки хорошенько «почистят» и куртку, и шляпу. Поужинают мозгами, кровью, а заодно и пропитанной ими тканью. В ящик отправились и джинсы, под которые я надел тонкие спортивные штаны типа «Адидас», в которых так любит щеголять отребье, которое я сейчас зачистил.
И тут же выругался – не взял с собой ботинки! Мои испачканы кровью, и если впереться в них в мою машину – неминуемо оставят замечательные улики для тех, кто захочет меня достать. Пришлось идти к машине в одних носках, что совсем не улучшило моего настроения. Да и вести машину в носках – удовольствие ниже среднего.
Не зажигая фар, на одних габаритах выехал на дорогу, следом за мной, выждав несколько минут, – моя гвардия.
Через десять минут мы были уже далеко от места событий. Вокруг все тихо, никаких тебе милицейских машин, сирен и всего такого, что возникает вокруг героя в дурацких голливудских фильмах. Это у них соседи сразу звонят в полицию – как только заслышат стрельбу в неком доме. У нас же выключают свет и сидят тихо, как мыши, радуясь, что пристрелили не их. Палят себе в бандитском логове – ну и пусть палят! Такое их дело – палить! И не нам вмешиваться в дела сильных мира сего!
А сильные сейчас они, бандиты. Увы.
Через двадцать минут я был у дома Сазонова. Мелькнула мысль поехать к себе домой, но я ее отверг. Во-первых, нужно было обсудить происшедшее и наметить план следующих действий. Честно сказать, мне не с кем больше поговорить откровенно, ничего не скрывая, зная, что тебя поймут на сто процентов. С моими соратниками? Нет. Они смотрят на меня как на небожителя, эдакую помесь Геракла и Аполлона, который и пасть льву порвет, и стрелой всем башку прострелит. И все знает наперед. Это и хорошо, пока чувствуют, что я выше их и по уму, и по силе, – подчиняются мне беспрекословно. Как вожаку стаи. А если решат, что я такой же, как они, только почему-то получаю денег больше во много раз, тогда могут возникнуть проблемы. Так было и так будет всегда. Человек слаб, я на этот счет не обольщаюсь. И тем более им нельзя говорить о том, что, по большому счету, я живой труп и жизнь свою дальше чем на несколько лет вперед не планирую. У них свои планы, и самоубийца в командирах моих парней точно не устроит, я это знаю.
Во-вторых, мне просто не хотелось оставаться одному в ту минуту, когда я осознал, что сегодня сделал. Два с лишним десятка трупов – это не шутка! И если в случае с кавказцами год назад я честно защищал свою жизнь, то сегодня вульгарно шел убивать. И убил. Эффективно, быстро, как если бы раздавил тараканов. И получил от этого удовольствие. Нет, не удовлетворение от хорошо выполненной правильной работы. Не чувство выполненного долга, когда понимаешь, что твоя работа нужна людям. Вульгарное наслаждение от вида того, как разлетаются мозги, как брызгает кровь, как тело моего врага дергается в последних судорогах вытекающей из него жизни. Это никакая не рефлексия – я слишком для этого прагматичен. Надо было убить, и я убил. Но вот этот «оргазм» от смерти, выпущенной при моем участии, – это ненормально. Совершенно ненормально! И я это прекрасно понимал.
Когда подъехал, ворота открылись будто сами собой. Сазонов не ложился спать, он, как всегда, меня просчитал и, только лишь услышал двигатель «девятки», открыл ворота и, скорее всего, даже не смотрел, я это или не я. С него станется – узнать двигатель и по звуку. Старый волк, чутье и слух высшего уровня!
Молча закрыл за мной ворота, так же молча ушел на кухню, где загремел плошками и чашками, после чего я тут же ощутил дикий, сжигающий внутренности голод. Сазонов всегда знает, что мне нужно. Чертов провидец!
Я хлебал горячий борщ, заедая его пирожками с мясом, Сазонов же сидел напротив, прихлебывая из высокой фарфоровой кружки что-то темное, пахучее, пахнущее травами и пряностью. Какой-то из своих отваров – бодрящих, поддерживающих силы, восстанавливающих. Интересно, где он все-таки научился таким умениям? И единоборствам, и вот этим всем травяным и акупунктурным премудростям? Не иначе как где-нибудь в Китае. Или в Индии. Только все равно ведь не расскажет, чертов дедок!
Когда дно здоровенной чашки наконец-то показалось из-под красного ее содержимого, замутненного белой сметаной, а в моем желудке исчезли как минимум четыре пирожка с мясом, Сазонов отставил кружку, откинулся на высокую
