— Ну ты… Где ты… Почему я не… Шикардос! — закончила малосодержательную речь человечка, но мне понравилось, чаще бы так.
Она деловито рассмотрела предмет восхищения, потрогала ткань, повертела в руках, прикинула на себя.
— Да-а-а, и с размером угадал, — бросила сомневающийся взгляд на свои три варианта, вздохнула. — В чем только не признаешься ради подруги, — пробурчала Марина, задвигая их под прилавок. — Будет тебе обещанный приз.
Не успела померкнуть на моих губах торжествующая улыбка, как девушка замерла, вглядываясь в бумажные ярлычки.
— Дисквалификация — ты сжульничал! Уговаривались искать в распродажных секциях, а ты на новую коллекцию покусился. Отбой.
— Какой еще отбой? Не припоминаю подобного уговора, давай тут не изворачивайся. Завидно стало, имей мужество признаться!
Марина снова вздохнула и без кривляний, совершенно искренне ответила:
— Вась, ты цену видел? Ника никогда столько на платье не потратит. Потому я и говорила про скидки, балда. Оно классное, спору нет, но придется умерить аппетит.
Озадаченно повертел в руках карточку с буквами и цифрами, мне и в голову не пришло задуматься о насущном. Слишком сосредоточился на поставленной цели. Да и откуда я мог знать обо всех нюансах? Здесь ходи, там не смотри… Жалко расставаться с честно добытым в непосильных трудах, еще печальнее выглядела перспектива лишиться наслаждения посмотреть на реакцию Вероники. Решение пришло само собой.
— Смертная, ты меня сильно недооцениваешь, — смерил человечку снисходительным взглядом. — Васила… э-э-э, короче, нет нужды переживать о стоимости, я куплю.
Девчонка охнула и посмотрела на меня очень и очень подозрительно. Не понял, где восторженные овации и восхваляющий щебет?
— Кощей, а не поделишься, откуда золотишко?
— Чего?
— Того! Ты, надо полагать, у нас бессмертный, еще и при деньжатах. И откуда, спрашивается, у подобранного на улице парня с якобы отсутствием памяти, прошлой жизни и элементарных вещей завалялась лишняя копейка, чтобы легко с ней расстаться? Я понятно формулирую, или эвфемизмы ты не улавливаешь и нужно прямым текстом сказать?
— Не умничай! Наезд я понял, но к чему ерепенишься?
Эти дамочки точно меня с ума сведут — вместо благодарности получаю лишь поруганное достоинство. Всегда подозревал, что инициатива наказуема, но в новом мире сия истина доведена до абсурда.
— Что за аттракцион неслыханной щедрости? Напоминаю, у меня брат…
— Знаешь что? — перебил я Марину. — Заканчивай стращать, утомила. Меня мало интересует твое мнение, сказал, это платье — значит, это! А что касается финансовой стороны вопроса, руки видишь? — помахал перед ее носом конечностями. — Голова тоже на месте, верно? Ну и почему бы мне, имея все это великолепие, не обзавестись монетками в кошеле за прошедшую неделю? Или ваши мужчины только на разбой способны да слабый пол поколачивать?
Человечка озадаченно открывала и закрывала рот, подбирая слова. Я любовался произведенным эффектом.
— Чьи «наши»? — уточнила она, присмирев.
Надо будет осторожнее словами разбрасываться.
— Не важно, я в общем: твои, чужие, не суть. Хватит видеть во всем подлог и обман. Я вполне способен и себя прокормить, и понравившейся женщине подарок сделать! Ясно?
Гнусные намеки Марины оскорбили до глубины души, сам не заметил, как разозлился. Что она о себе возомнила? Достало терпеть унижение от не пойми кого, даже эльфийки не позволяли подобного обращения в мой адрес.
— Ладно, не злись, — миролюбиво ответила человечка. — Сам должен понимать, как выглядит со стороны ситуация. Тебе Ника правда нравится?
Меня бросило в жар. Какого упыря я несу? Кто за язык дернул? Вот до чего доводит нервное напряжение.
— Образно я выразился, не цепляйся. Благодарность за помощь еще никто не отменял.
Девушка хихикнула:
— Да-да, прикольная благодарность, весомая такая.
Я отмахнулся и подал объект спора продавщице. Пора отсюда уходить, сколько можно торчать в проклятом магазине. Все же я прилично слукавил, и нынешняя покупка далась мне не слишком легко. На платье ушел весь аванс за проект озеленения приусадебного участка милейшей старушки Бироевой. И хоть к людям я не особо, а уж к пожилым и подавно, но эта дама меня покорила. Занятная вышла история, и как вовремя провидение свело меня с сыном почтенной бабули. Теперь можно, раздуваясь от чувства собственного достоинства, делать вид, будто все это мелочи. Ничего, еще заработаю, а на права пойду учиться в следующем месяце, переживу.
— Ты голодный? — садясь в машину, участливо поинтересовалась Марина.
О как ее пробрало, одно это уже стоит потраченных денег. Однако мысль о радостно улыбающейся Веронике грела сильнее.
— Есть немного, но мы же едем домой.
Она фыркнула:
— Плохо ты Никулю знаешь. Она, поди, минут пять назад из постели выбралась, пока то да се. Думаешь, сразу первое, второе, третье готовить кинулась? Давай в кафе заедем, перекусим.
С подозрением покосился на хитрющую девицу. Тактику сменить решила, надеется, я сейчас размякну и выложу ей все на блюдечке? Ну-ну, удачи!
— Хорошо, — милостиво согласился я, — можно и поесть. Но постарайся меньше болтать, а то у меня терпение небезграничное, знаешь ли.
— Не хами! Видишь же, я пытаюсь разговаривать с тобой нормально. И все равно ты мутный тип.
Слова про то, что ее старания получаются плохо, я все-таки умолчал и вслух только хмыкнул. Больше мы не разговаривали, хотя изредка я ловил на себе задумчивые взгляды девушки.
Уже в конце трапезы в набитой народом… э-э-э, кафешке, как они их тут называют, Марина вновь завела беседу:
— Вась, так что там с Никой, я не пойму? То тебя ее прошлое волнует, то подарки чересчур щедрые, оговорочки, опять же, по Фрейду… Я так-то думала — ты того, ну, знаешь, левой ориентации.
Я вздохнул, не поняв ни слова из ее скомканной речи. Что опять не то? Что за Фрейд, какая ориентация, куда?
— Марина, выражайся яснее, — честно попросил я. — Учитывая твое миролюбие, подозреваю в последних словах очередную гадость.
Девчонка хмыкнула, потом глубоко вздохнула и, глядя мне в глаза, уточнила:
— Ты разве не гей?
Я подавился неосмотрительно пригубленным глотком чая, оросив собеседницу его каплями. И поделом ведьме! К своему несчастью, в поисках расшифровки Вероникиных шуточек я ознакомился с классификацией расы людей, предпочитающих однополую любовь во всех ее смыслах. Хоть у нас подобные отношения и не считались чем-то из ряда вон выходящим, это дело сугубо личное, но себя я к ним никогда не причислял. Из уст Марины намек прозвучал уж совсем оскорбительно.
Мои пальцы непроизвольно сложились в карающий жест отрицания, должный вызвать у собеседника острый приступ сожаления о сказанном вперемешку с непреодолимым желанием посетить уборную. Однако поганка как сидела и невинно хлопала ресницами, так и продолжила. Лишь удивленно вздернула бровь при виде хитросплетенных конструкций у себя
