Есть ли у вас план, мистер Перри? Да, у него есть план, самый гениальный план! Предварительный отчет в Париже, потом Гавр, последняя «полярная» рукопись… Четверка бубен, девятка пик, двойка червей… И ничего уже не изменить, как и в этом пасьянсе. Не стоять замку о восьми башнях. Оплошал ты, Рыболов!
Все было понятно, и в картах, и в жизни, однако Уолтер все же решил добить колоду. Дюжина карт осталась, не больше. Девятка треф, дама треф…
Не удалось и это. Вежливый стук в дверь, острый нос коридорного.
— Je vous demande pardon, monsieur! Извиньите, мистер Перри! Вас… dans le hall… ожидать какой-то monsieur. Он очьень, очьень nerveux. Нерь-вни-чать!
Уолтер бросил карты на стол, немного подумав, прихватил шляпу. Сбежал вниз по ступенькам, подошел к лейтенанту Кнопке, взял за воротник, тряхнул покрепче.
— Что на этот раз, Руди, павлиний ты хвост?
* * *— Добрый день, господин Перри! Почему — павлиний? Не важно, не важно, я пришел сказать, пришел позвать вас… Не бейте меня, господин Перри!
— А ты, Руди, не ори! Сейчас здесь вообще по-немецки лучше не разговаривать. Линчуют, как негра в Алабаме. Что нужно?
— Господин Перри! С вами желает встретиться один очень серьезный человек. Только встретиться и поговорить! Даю слово офицера, вам ничего не угрожает. Слово офицера, оно свято! Это касается того, что сейчас происходит в Судетах. Мы — следующие, только вы и ваше руководство способны помочь. Судеты, наша страна, потом Польша… Это же мировая война! Вы должны выслушать этого человека!
— Пусть приходит.
— Нет, господин Перри, не здесь. Я вас проведу, тут недалеко. Речь идет лишь о беседе, вас никто не тронет. Я слово дал, господин Перри!
— Швы с головы, вижу, сняли? На твоем месте я бы все же надел кастрюлю. К такой физиономии — в самый раз. Пошли!
* * *Двое идут по пустой вечерней улице, сержант и лейтенант. Очень похожие, одного роста, со спины почти не отличить, только у сержанта костюм слегка темнее. Сержант слева, справа лейтенант, первый движется неспешно, упругим ровным шагом, второй торопится, то и дело забегая вперед и возвращаясь.
Сержант смотрит прямо. Его спутник оглядывается, дергает шеей, прячет руки в карманах, вынимает, сжимает и разжимает кулаки.
…Салланш, древний город. Старые дома, осыпавшаяся лепнина, узорные чугунные решетки на окнах. В светлом летнем небе — беззаботные провансальские ласточки.
Тот, что слева, внезапно останавливается, смотрит вокруг. На лице — беззаботная улыбка.
— Знаешь, где мы, Руди? Это уникальная застройка первой половины XVIII века, представляешь? Мне про нее мэр рассказывал.
Снимает шляпу, тычет ею куда-то вправо.
— Пойдем туда, кое-что покажу. Понравится.
«Туда» — в узкий проем между особняками-ветеранами. Двум голодным кошкам разминуться — в самый раз. Сержант идет первым, уверенно, не оглядываясь, все тем же ровным шагом. Лейтенант некоторое время стоит на месте, потом спохватывается, спешит следом.
Двое между кирпичных стен. Сержант указывает шляпой вверх, на еле заметную в предзакатной синеве ласточку.
— Руди, птичка!
Тот недоуменно моргает, смотрит вверх.
Ближняя дистанция!
Хук в челюсть!
* * *Кобура нашлась там, где Уолтер и предполагал — слева под лейтенантским пиджаком. Перри достал пистолет, оценил мельком. Борхардт-Люгер, 9 миллиметров, для широкой публики — парабеллум, для прочих — P-8.
Сойдет!
Проверил патроны, сдвинул вверх флажок предохранителя, пнул ботинком стонущую кучу тряпья у стены.
— Вставай!
Руди поднимался медленно, охая и держась за лицо. С трудом выпрямился, всхлипнул:
— За что, господин Перри? Я же слово дал! Пистолет — служебный, я за него отвечаю, если потеряю — под трибунал отдадут!
Сержант хотел сплюнуть, но сдержался.
— Веди! Я — на шаг сзади, если дернешься — вышибу коленную чашечку.
Взял за воротник, подтолкнул.
— Пош-шел!
Куда его заманивают, Уолтер уже сообразил. За этой улицей еще одна, тянущаяся прямиком к средневековому собору. Справа — все те же старые дома, слева — Стена Нечестивцев.
Спрятал руку с пистолетом под полу пиджака, надел шляпу, сдвинув ее на ухо, точно как доктор Отто Ган, паладин Грааля.
«Тебе служат солнце, и луна, и звезды, и птицы небесные, и рыбы морские, и птицы, и скоты, и гады».
И парабеллум в придачу.
До Стены Нечестивцев дойти не удалось. Уолтер уже видел вдалеке ее ровные тесаные блоки, когда дорогу заступил высокий белокурый нибелунг, синеглазый, с глубокими шрамами на щеках. Ноги на ширине плеч, руки сцеплены за спиной.
…Слева — двухэтажный дом, нежилой, с заколоченными окнами, справа — кирпичный забор.
— Добрый вечер, господин Перри! — на прекрасном «хохе» поздоровался белокурый. — Очень рад встрече!
6Мухоловка открыла глаза и замерла, не в силах понять и поверить. Белое! Не кладбищенская ночь, не безвидная крышка гроба, не клубящая тьма, не черный лед.
Белое!
Солнечный свет!..
На смену радости пришел страх. «Каждый раз совершенно свежие ощущения…» Вот они, свежие! А то, что память при ней, еще горше. Она попыталась приподняться, упираясь правым локтем в мягкий податливый матрац. Удалось, пусть и не сразу. Девушка оглянулась, раз, другой, вдохнула пропахший лекарствами воздух.
Увидела. Поняла. И закричала — отчаянно, из последних сил, как никогда еще не кричала за всю недолгую жизнь.
— Господи-и-и-и!..
7Бывший сержант Перри был хорошим учеником. Объяснят, покажут — обязательно повторит. А вот лейтенант Кнопка сплоховал, не рванул вперед, не упал на теплую брусчатку. Напротив, остановился, замер, теряя драгоценные секунды.
…Пальцами левой руки — за волосы, правая, локтем — в грудь.
