Работаем!
Смерть, проводив его взглядом, неслышно скользнула вслед. Она не отстанет.
Лейхт-вейс…
2Шагнув с крыльца на истертый булыжник, он, не думая, поглядел налево в сторону маленькой площади с храмом, попытавшись поднять правую руку ладонью ко лбу. Не смог – наручники на запястьях, чужие пальцы на локте. Карабинер слева, и справа карабинер. Держат крепко, не вырвешься – и крест не сотворишь. «Иначе пути не будет, – непонятно в шутку или всерьез говаривал дед, старый вольнодумец и почитатель Бакунина. – Храмов много, но этот, Сандро, наш!» И сам подавал пример. Все прочие игнорировал, даже базилику Святого Петра, его же наместника без всякого почтения именовал шаманом в камилавке. Маленький Сандро вначале очень этому удивлялся, а потом решил, что у деда наверняка был свой дедушка. Он и научил креститься. Насчет же шамана деду виднее, потому что он не просто дед, а еще и профессор истории.
Бабушка, когда они выходили из дому вместе, тоже крестилась на храм, после чего доставала из сумочки расческу и честно пыталась привести в порядок буйные вихры внука. Без особого успеха – жесткие волосы с трудом поддавались даже ножницам парикмахера. Два-три шага по улице – и все усилия насмарку. Мальчик рос истинным дикобразом – и очень этим гордился.
На улице вышла заминка. Один из карабинеров принялся докладывать хмурому типу в штатском, второй на миг ослабил хватку, и человек в наручниках смог снова взглянуть на знакомый с детства храм. Chiesa Santa Maria della Pace – серый мрамор, четыре колонны у входа. Святая Мария улицы Мира… Там улица и заканчивается, не слишком длинная, всего на десяток домов. В детстве маленький Сандро легко пробегал от первого до последнего, даже дыхания не сбив. Ветер в ушах, старый булыжник скользит под ногами…
Дед умер в 1916-м, на полгода пережив бабушку, а через месяц после его похорон, внук, студент первого курса, ушел на фронт. Профессор бы не одобрил. «Войны бывают всякие, но эта – точно не наша», – обронил он незадолго перед кончиной. Внук думал иначе – и записался добровольцем. В казарме его первым делом коротко постригли, чему бабушка, будь она жива, очень бы порадовалась. Ненадолго – в окопах у Изонцо волосы снова отросли. Там бывшего студента и окрестили Дикобразом. Он и не думал обижаться – у прочих клички оказались еще похуже. Капрала Муссолини в глаза именовали Кувалдой, а он лишь гордо поводил плечами.
С тех пор многое изменилось. Бывший капрал поменял кличку на более короткую – Дуче, темные волосы его однополчанина пробила первая седина. И окопы теперь у них – разные.
– Князь Алессандро Руффо ди Скалетта? – поинтересовался штатский, заглянув в записную книжку, где лежал фотоснимок. – Прошу в машину.
Перед тем, как его втолкнули в дверцу, князь все-таки успел перекреститься – двумя скованными руками. Иначе пути не будет.
Об аресте его предупредили еще неделю назад, настоятельно посоветовав сейчас же покинуть Италию. Дальний родственник, служивший в министерстве внутренних дел, якобы совершенно случайно увидел очередной список. Князь не поверил ни в случайность, ни в сердобольного родича. Кто-то на самом верху, может, даже сам бывший капрал Кувалда, не хотел лишнего шума. Нынешние правители страны старались не ссориться с княжескими семьями. Дуче силен, но не всесилен. Есть еще законный король, Его Величество Виктор Эммануил III, а за королем – армия.
За предупреждение князь поблагодарил, но уезжать не стал. Лишние бумаги сжег в старинном камине, заплатил жалованье прислуге за полгода вперед, отправил по почте пухлую бандероль и принялся спокойно ждать. Арест будет уже не первый. Молодого преподавателя университета Ла Сапиенца отправили в тюрьму осенью 1924 года за участие в Авентинском блоке. Не слишком надолго, всего на неделю, но с работы уволили немедленно, причем без права преподавания в высшей школе Италии. Второй раз за ним пришли через два года, после чего князь, поддавшись на уговоры родственников, покинул страну. Вернулся в 1935-м и решил больше надолго не уезжать. Будь что будет! Тридцать девять лет, большая часть жизни, считай, прожита. Был мальчишка – и нет его. Из зеркала смотрит кто-то костлявый, с впалыми худыми щеками и навечно вставшими дыбом дикобразьими иглами вместо прически. Предки бы точно не одобрили.
…Дед – историк, отец – инженер-мостостроитель. Внук закончил философский факультет, но преподавательская стезя оборвалась в самом начале. Когда спрашивали о профессии, князь разводил руками и не слишком уверенно отвечал:
– Профессия? Ну, пожалуй… Сценарист!
Он не лгал. В бандероли, отправленной на парижский адрес, был его последний сценарий, отпечатанный в трех экземплярах на пишущей машинке «Олимпия».
3В наставлениях, совершенно секретных, под расписку выданных, марсианский ранец именовался «Прибор особого назначения № 5». Понимай, как знаешь. Об использовании – несколько страниц, об устройстве – два абзаца, о том же откуда взялся – совсем ничего. Один из их группы, брат известного авиаконструктора, поразмышляв недолго, предположил, что «прибор» выпущен небольшой серией, причем специально для Германии. Надписи на немецком, но не на привычном «хохе» и даже не на диалекте, а на чем-то архаическом, чуть ли не времен Мартина Лютера. Такого в Европе не может быть, значит, скорее всего, Штаты, где у фюрера много друзей. Янки, конечно, инженеры от бога, но тупы-ы-ые! Даже не посмотрели в каком году издан словарь.
Инопланетную версию никто всерьез не защищал. Ранец, ясное дело, марсианский, но ради конспирации «прибор» и пострашнее назвать можно. О другом спорили. Один из разделов обучения – воздушный бой, «марсианин» против «марсианина». Значит, ранцы есть не только в Фатерланде?
Решились – и задали вопрос. Им ответили, хотя и не сразу. Вначале – новая расписка, затем – «секретная» тетрадь со страницами, прошитыми суровыми нитками. «Прибор», кроме Германии, имеется, как выяснилось, у французов, русских и, возможно, англичан. Про Штаты никаких сведений нет. Каждая страна владеет несколькими единицами, сколькими именно – великая тайна. В группе – два ранца, во всем Рейхе наверняка побольше.
Чуть позже узнали и о Франции. У лягушатников было четыре «прибора», но два они умудрились потерять, причем самым глупым образом. На каждом ранце надпись белым по черному:
