Сыграть? Нет, прав дурачина, надо чтобы с кожей.
Прикрыл глаза, чтобы чужой взгляд не мешал и перепрыгнул прямо на экран. Не там, где ресторан, а к финалу ближе, где подземелье и цепи. Герой к стене прикован, ему смертью грозят и… И допустим, приводят друга-предателя, такого вот жиголо, как водится, избитого, в лохмотьях и синяках. Сломали! Что ему герой скажет, какими словами проклянет?
Или не станет проклинать? Он – сильный и он – герой.
Открыв глаза, представил, что перед ним не случайный человек, даже не подельщик, а настоящий друг, которого у Локи отродясь не было.
Итак, герой бы сказал…
– Ты не виноват, что его арестовали, дурачина. Бороться с Рейхом – смертельный риск, случиться может всякое. Не виноват! Тебя на этом ловят и ломают. Они нацисты, нелюди, с ними не договориться. Обманут, не спасешься! А помочь ему ты сможешь, если станешь делать, не чего велят, а что нужно. Ты – не шлак. Нельзя сдаваться! Твой друг бы никогда не сдался. Ведь так?
Можно бить и не кулаком. Кампо дернулся, словно от резкой боли, но все-таки справился. Выпрямившись, бросил сквозь зубы:
– Я, знаешь, твоего мнения не спрашивал. Кто ты такой, чтобы судить?
– Меня зовут Хорст Локенштейн. Ремесло мое – воровское, и чужого на горб мне не надо. Но умирать и такому, как я, неохота. Хочешь, чтобы я стал твоим куманьком? Почему бы и нет? Он бы тебе так, возразил, верно?
Арман отвернулся, но все-таки ответил. Нехотя, словно камень жевал:
– Не так. Ему было бы больно, и он просто спросил бы: «Но почему – ты?» Я не совсем правильно выразился… куманёк. Моим другом… Августом Виттельсбахом ты стать не способен – для меня. Но для других – можешь и должен. Там, куда ты попадешь, никто не знает его в лицо. Для них – сойдет. Только не подпускай патетики, уши режет.
Локи сделал в памяти еще одну зарубку. «Куда ты попадешь». Интересно, куда именно? Хорошо бы в Париж, там не только рестораны, там и отели лучшие в мире. Не помешает взглянуть! В Рейхе он уже примелькался, пора искать новые угодья.
Он вдруг понял, что почти не жалеет о случившемся. Париж! Это же венец карьеры!..
Кампо между тем достал из кармана несколько сложенных вчетверо листков машинописи.
– До завтра изучишь. Биография, родственники, предки, знакомые в Штатах… По-английски говоришь?
Сын Фарбаути и Лаувейи невозмутимо кивнул.
– Дюжину фраз могу, даже без акцента. Твою писанину изучу, не беспокойся. Ты вот что скажи, дурачина…
Арман невольно закусил губу. Локи заметил, но виду не подал.
– …Какую он музыку любит? Так настраиваться легче. Если Вагнер – это одно, если Марика Рёкк – другое совсем.
– Музыку? – Кампо явно растерялся. – Ну, джаз любит…
Хорст мысленно одобрил. Наш человек!
– Американское «кантри», новоорлеанский блюз…
– А сам поет?
Арман взглянул изумленно:
– Ты о чем? Разве что в детстве, в школьном хоре… Хотя погоди! Песню он иногда напевает, студенческую. Может, слышал? «Нет мыслям преград, они словно птицы над миром летят…»
Локи хмыкнул:
– «…Минуя границы». Это песня буршей – тех, кого в студенческое братство приняли. Отец мой как раз из буршей, Кенигсберский университет, корпорация «Тевтоника». Лента трехцветная, шапка красная с серебряным вензелем и «альбертусом». Трижды на дуэли дрался! Песню знаю, у нас пластинка была.
Задумался на малый миг, вспоминая, и завел негромким баритоном:
Нет мыслям преград, Они словно птицы Над миром летят, Минуя границы… Ловец не поймает, Мудрец не узнает, Будь он хоть Сократ: Нет мыслям преград!– Хватит! – мертвым голосом прервал господин Кампо. – И в моем присутствии, пожалуйста, больше не пой.
Локи не спорил. Драться не пришлось, «дурачина» оказался не слишком твердым орешком. Тр-р-ресь! И готов.
– Как скажешь! И обрати внимание, мы уже давно на «ты». Значит, привыкли.
* * *Машинописный листок выпорхнул из пальцев, но Локи даже не заметил. Читал стоя, долго сидеть еще не решался. Первую страницу просмотрел бегло, запоминая главное: 23 года, эмигрант, два лета проработал в цирке, родители хотели женить, да не вышло. Все ждал, когда про шпионов начнется.
Дождался.
– Так он же… Так он же король!
Нет, не мерещится. Черным по белому: «Король Баварский, Герцог Франконский и Швабский…»
Король!
Локи сглотнул, все еще не веря, потом почесал макушку. Король? Это кто король? Он, этот парень из Штатов? Не-е-ет! Так раньше было, а теперь…
Поднял бумажный лист, расправил:
– Я, Август, Первый сего имени, Король Баварский, Герцог Франконский и Швабский, Пфальцграф Рейнский, а также иных земель владетель и оберегатель…
И подмигнул тому, кто взглянул на него из зеркала:
Печалям – ни дня, Да сгинет забота! Чертям пусть меня Поджарить охота. Не надо бояться, Шутить и смеяться, Подумаешь, Ад: Нет мыслям преград! 5«Крошка Вилли-Винки ходит и глядит…» Еле слышные шаги в пустом ночном коридоре, густые тени в углах, неяркий желтый свет единственной лампочки в бронзовом канделябре. «…Кто не снял ботинки, кто еще не спит». Ботинки, удобные, светло-коричневой кожи, давным-давно сняты, на ногах – мягкие тапочки с белой меховой опушкой. А вот спать – не спит. Давно пора быть в своей комнате, там ждет няня, но дверей стало почему-то очень много, нужную никак не найти…
Стукнет вдруг в окошко Или дунет в щель, Вилли-Винки крошка Лечь велит в постель.Няня говорит, что Вилли-Винки похож на гнома, только очень старого. На нем ночной полосатый колпак и синий халат с заплатами, в руках – связка ключей. А еще он очень сердитый, особенно на тех, кто вовремя не ложится спать. С ним лучше не встречаться, особенно когда ты одна, да еще среди ночи…
Леди Палладия Сомерсет редко видела сны. Чаще это были кошмары, бесформенные, гнетущие, от которых приходилось просыпаться, а потом пить воду и
