Вскоре осколки стекла были сметены в аккуратную кучку у корней гуавы. Настало время готовить Сэмюэлу ужин. Поднявшись по ступеням веранды к парадной двери, Беатрис вытерла подошвы сандалий о кокосовую циновку у входа. Сэмми терпеть не мог пыли. Отворив дверь, она почувствовала новый порыв жаркого ветра, дунувшего в спину и ворвавшегося в прохладу дома. Беатрис быстро переступила порог и затворила дверь, чтобы воздух внутри остался холодным, как любит Сэмми. Теплоизолированная дверь звучно чмокнула за спиной. Она была герметичной. И ни одно из окон в доме не открывалось. Однажды Беатрис спросила Сэмюэла:
– Отчего тебе так нравится жить, будто в ящике, милый? Ведь свежий воздух полезен.
– Не люблю я жару, Беатрис, – ответил он. – Не люблю жариться на солнце, как кусок мяса. А глухие окна удерживают охлажденный воздух внутри.
И Беатрис не стала спорить.
Она прошла через элегантную, чопорную гостиную в кухню. На ее вкус тяжелая заграничная мебель была слишком холодна и строга, но Сэмюэлу это нравилось.
На кухне она включила чайник и, хоть не сразу – куда же Глория могла ее засунуть? – но отыскала нужную кастрюльку. Поставив ее на плиту, чтобы обжарить ароматные зернышки кориандра для карри, она поставила рядом и кастрюлю с водой. Над кастрюлями заклубился пар. Сегодня ужин будет особым. Карри из яиц – Сэмюэл так его любит!
Взглянув на картонку с яйцами, Беатрис вспомнила фокус, секрет которого узнала на уроке физики. Как поместить яйцо в бутылку с узким горлышком, не повредив его? Для этого требовалось сварить яйцо вкрутую, очистить от скорлупы, а в бутылку опустить зажженную свечу. Если приставить яйцо острым концом к горлышку, оно закупорит бутылку, и, когда пламя свечи сожжет в ней весь воздух, давление внутри бутылки станет меньше давления снаружи. Тогда-то превосходящее наружное давление и втолкнет яйцо в бутылку – целиком. Из всего класса одной Беатрис хватило терпения довести фокус до конца. Терпение – вот и все, что нужно ее мужу. Бедный загадочный Сэмюэл потерял здесь, в этом уединенном загородном доме, двух жен. И остался болтаться в безвоздушных комнатах, точно яйцо в бутылке. Совсем один. До ближайших соседей не одна миля, и он даже не знает, как их зовут…
Но Беатрис собиралась все это изменить: пригласить мать погостить, а может, и устроить ужин для далеких соседей, пока беременность не сделала ее слишком сонной и неповоротливой для подобных вещей.
С рождением малыша их семья обретет завершенность. Сэмюэл будет рад, обязательно будет. Да, Беатрис помнила его шутки: дескать, ни одной женщине не пристало рожать на свет его уродливых черных отпрысков, но уж она-то покажет ему, как прекрасны могут быть их дети – их смуглые малыши, свеженькие, будто земля после дождя. Уж она-то научит Сэмми любить в них самого себя…
В кухне сделалось жарко. Может, из-за плиты? Беатрис вышла в гостиную, заглянула в гостевую спальню, в спальню хозяев, в обе ванные комнаты… Во всем доме было теплее, чем когда-либо на ее памяти! Тут она осознала, что слышит звуки снаружи – громкое пение цикад перед дождем. А вот шепота охлажденного воздуха в вентиляции было не слыхать. Кондиционеры не работали.
Беатрис начала волноваться. Сэмюэл любил прохладу, и сегодня она собиралась устроить для них обоих особый, праздничный вечер, но если хоть что-то будет ему не по нраву, быть беде. Несколько раз он уже повышал на нее голос. А раз или два останавливался посреди спора с занесенной, будто для удара, рукой, глубоко дыша, с трудом удерживая себя в руках… В такие минуты темное лицо мужа становилось иссиня-черным, и Беатрис старалась не попадаться ему на глаза, пока его гнев не уймется.
Что же могло случиться с кондиционером? Может, он просто отключился? Но Беатрис даже не знала, где искать пульт управления. Обо всем в доме заботились Глория и Сэмюэл. В поисках пульта управления она еще раз обошла дом. Ничего. В недоумении она вернулась в гостиную. К этому времени в наглухо запертом доме сделалось тесно и душно, будто в материнской утробе.
Больше искать было негде. Негде, кроме запертой третьей спальни. Сэмюэл объяснил, что именно там, одна за другой, умерли обе его прежних жены. И дал Беатрис ключи от всех комнат в доме, только именно эту дверь просил не открывать – никогда и ни под каким видом.
– Такое чувство, любовь моя, как будто это принесет несчастье. Знаю, я просто суеверен, но надеюсь, ты уважишь эту блажь?
Не желая делать ему больно, Беатрис слушалась. Но где же еще может быть этот пульт? В доме так жарко!
Она потянулась к карману за ключами, которые всегда носила при себе, и обнаружила, что до сих пор держит в руке сырое яйцо. Заинтересовавшись странным теплом в доме, она совсем забыла опустить его в кастрюлю. Губы Беатрис дрогнули в легкой улыбке. Прилив гормонов сделал ее такой рассеянной! Сэмюэл непременно будет дразниться, пока она не расскажет, отчего это. Вот тогда все будет хорошо.
Переложив яйцо из руки в руку, Беатрис вынула из кармана связку ключей и отперла дверь.
Навстречу ударила стена ледяного мертвого воздуха. В спальне было холодно, как в морозилке. Изо рта густыми клубами вырвался пар. Беатрис сдвинула брови, шагнула внутрь, и прежде, чем ее мозг успел понять, что видят глаза, яйцо выскользнуло из пальцев и с влажным треском разбилось об пол у ног. На двуспальной кровати бок о бок покоились два женских тела – застывшие рты разинуты в беззвучном крике, страшные раны зияют в распоротых животах. Кожа, лишь чуть смугловатая, как и у Беатрис, покрыта тонким слоем кристалликов льда, под изморозью темнеют рубиновые потеки застывшей крови…
Беатрис тоненько застонала от страха.
– Но, мисс, – спросила Беатрис у учительницы, – как же теперь достать яйцо из бутылки?
– А как ты думаешь, Беатрис? Бутылку придется разбить; другого способа нет.
Так вот как Сэмюэл покарал тех, кто пытался родить на свет его детей – его прекрасных черных малышей! На животах обеих покоились мускульные мешочки – вынутые из чрева и взрезанные матки с багровой массой плаценты внутри. И Беатрис не сомневалась: если разморозить
