Стоило Рафу встать, чтобы поцеловать мать и предупредить отца, что ему пора уезжать, в дом, шарахнув забранной сеткой дверью о стоявший за ней пластиковый мусорный бачок, ворвалась Мэри.
– Где Виктор? Он здесь, с вами? Ему давно пора в постель.
Раф покачал головой. Мать тут же отложила тарелку, которую вытирала, и с полотенцем в руке двинулась по дому.
– Виктор! Виктор!
Мэри указала на пустую кровать и повернулась к Рафу, будто это он спрятал от нее сына.
– Его здесь нет. Исчез.
– Может, удрал на улицу, повидаться с друзьями? – спросил Раф, но и сам не поверил в это. Виктору же всего десять…
– Но не мог же Марко пробраться сюда так, что никто не заметил, – возразил отец Рафа.
– Он исчез, – повторила Мэри, словно это все объясняло. Бессильно опустившись на кухонное кресло, она закрыла лицо ладонями. – Вы не представляете, что он может сделать с ребенком. Мадре де Диос[30]…
Вернувшаяся в комнату мать взялась за телефон и набрала номер. В доме у Марко никто не снял трубку. Тем временем с заднего двора явились двоюродные братья. Насчет того, что теперь делать, мнения возникли разные. Некоторые, сами – отцы семейств, полагали, что Мэри не имеет никакого права не допускать мужа к Виктору. Вскоре в кухне поднялся жуткий крик. Раф встал, отошел к окну и оглядел темный задний двор. У детей – свои игры, и эти игры часто уводят их дальше, чем положено.
– Виктор! – позвал он, выйдя наружу и ступив в траву. – Виктор!
Но на дворе Виктора не было. Тогда Раф вышел на улицу, но не нашел мальчишку и на теплом асфальте. Настала ночь, но небо было ярко озарено полной луной и светом городских огней, отраженных облаками.
Подъехавшая машина замедлила ход. Миновав дом, водитель прибавил газу, и Раф перевел дух. Надо же, он и не заметил, что затаил дыхание. Нет, зять никогда не казался ему чокнутым – разве что скучным, и, может быть, не слишком довольным женой и сыном. Но дед Лайла тоже с виду был вполне нормален…
Тут Раф вспомнил о расписании поездов в кармане и неоконченных эскизах на столе. Скоро последний поезд уйдет, и если он не успеет на него, придется провести ночь здесь, среди тех самых воспоминаний. К тому же, что он тут может поделать? В городе обзвонил бы знакомых, подыскал Мэри хорошего адвоката – из тех, что Марко не по карману. «Да, это будет лучше всего», – подумал он, направляясь к дому. Асфальт под подошвами туфель потрескивал, точно усеянный дохлыми жуками.
В ночь после похорон Лайла за Рафом на кладбище приехал Тео, старший из двоюродных братьев. При виде младшего братишки, спящего на могиле, спина под синим полицейским мундиром покрылась гусиной кожей.
– Его больше нет, – неловко, с легким нетерпением сказал Тео, присев рядом на корточки. – Он умер.
– Его забрали эльфы, – возразил Раф. – Утащили в Царство фей, а вместо него какого-то подменыша подсунули.
– Значит, здесь-то, на кладбище, его все равно нет.
Тео потянул Рафа за руку, и Раф, наконец, поднялся.
– Если бы я его не трогал… – прошептал он так тихо, что Тео мог и не расслышать.
Но это было неважно. Если Тео и слышал, что он сказал, то никак не выказал этого.
На этот раз, выходя из дома под треск фейерверков вдали, Раф крутил на пальце ключи от отцовского грузовичка. Сколько же лет он не брал машину отца, не спросив разрешения?
С передачей и сцеплением пришлось помучиться, двигатель фыркал и стонал, но, выехав на хайвей, Раф включил радио, и на пятой передаче домчался до самого Черри-Хилл. Отыскать дом Марко оказалось нетрудно. Во всех комнатах горел свет, а ступени парадного крыльца освещало голубое мерцание телеэкрана.
Оставив машину за углом, Раф подошел к окну гостевой спальни. Когда ему было тринадцать, он много раз пробирался в дом Лайла тайком. Лайл спал на складном матрасе в гостиной: вторую спальню занимали его сестры. Чтобы трюк удался, нужно было дождаться, когда в доме выключат телевизор и разойдутся спать. Поэтому ждать Раф умел, как никто другой.
Наконец в доме стало темно и тихо. Раф потянул оконную раму. Окно оказалось открытым. Подняв створку как можно выше, он подтянулся и скользнул внутрь.
Виктор заворочался во сне и открыл глаза. И тут же с удивлением вытаращился на Рафа. Раф замер, ожидая, что он завопит, но племянник даже не шевельнулся.
– Я – твой дядя, – тихо сказал Раф. – Из Нью-Йорка. Помнишь «Короля-Льва»?
Он сел на ковер. Помнится, кто-то говорил, будто, находясь ниже, выглядишь не так угрожающе.
Виктор молчал.
– Твоя мама прислала меня за тобой.
Похоже, упоминание о матери придало мальчику храбрости.
– А почему ты не вошел в дверь? – спросил он.
– Твой отец задал бы мне трепку, – объяснил Раф. – Я с ума еще не сошел.
Виктор заулыбался.
– Я могу отвезти тебя обратно, – сказал Раф, вынув из кармана сотовый и положив его на одеяло рядом с Виктором. – Хочешь – позвони маме, и она подтвердит, что все окей. Я – человек не чужой.
Мальчик поднялся с постели, и Раф сунул под одеяло несколько подушек – будто ребенок спит, укрывшись с головой.
– Что ты делаешь? – спросил племянник, набирая номер.
– Пусть с виду кажется, будто ты здесь и продолжаешь спать.
Последовала долгая пауза. Только полминуты спустя Раф вспомнил, что им с Виктором надо пошевеливаться.
По пути назад Раф рассказал Виктору сказку, которую мать рассказывала им с Мэри, когда они были маленькими – про короля, который так раскормил вошь королевской кровью, что она перестала помещаться во дворце. Тогда король приказал убить вошь, а шкуру ее выдубить и сшить из нее плащ для своей дочери, принцессы. А женихам ее объявил, что руку и сердце дочери получит тот, кто угадает, в чью кожу она одета.
Виктору в этой сказке больше всего понравилось, как дядя изображает вошь – подпрыгивая на сиденье, делая вид, будто вот-вот укусит племянника. А Рафу нравились любые сказки, если героями их были портные.
– Входи, – сказала мать. – Нужно же было предупредить, что берешь машину. Мне понадобилось в магазин за…
Увидев за спиной Рафаэля Виктора, она умолкла на полуслове.
Оба вошли в дом, и навстречу им с дивана поднялся отец. Раф бросил ему ключи. Отец ловко поймал их в воздухе и довольно усмехнулся.
– Ишь, крутой парень. Надеюсь, ты ему врезал?
– Еще чего! Чтоб повредить эти нежные пальцы? – откликнулся Раф, выставив ладонь на всеобщее обозрение.
Как ни удивительно, отец захохотал.
Впервые за целых пятнадцать лет Раф ночевал в родительском доме.
