Тогда и Бьянка взяла яблоко, впилась в него зубками…
И, вскрикнув, поперхнувшись, вскочила на ноги! Ее волосы заклубились в воздухе, словно черная грозовая туча. Лицо ее посинело, почернело, как аспидная доска, и снова сделалось белым. Пала Бьянка среди бледных цветов и замерла, не шевелясь и даже не дыша.
Семь карликовых деревьев засучили лапами, затрясли клочковатыми бородами, но все напрасно. Без помощи Бьянки они не могли сдвинуться с места. Их когти рванули старуху за редкие волосы, за плащ, но та, проскочив между ними, пустилась бежать – по залитым солнцем лесным полянам, вдоль разбитой дороги, через яблоневую рощу, в тайный подземный ход.
Вернувшись потайным ходом во дворец, старуха поднялась потайной лестницей в покои королевы. Спина ее согнулась чуть ли не вдвое, ладонь была прижата к ребрам. И вот костлявые пальцы старухи распахнули резные костяные дверцы волшебного зеркала.
– Speculum, speculum. Dei gratia. Кого ты видишь?
– Вижу тебя, госпожа. И всех в нашей земле. И вижу я гроб.
– Чье тело лежит в том гробу?
– А этого я не вижу. Должно быть, Бьянки.
Старуха – она-то и была прекрасной королевой-ведьмой – устало опустилась в высокое кресло перед окном из огуречно-зеленого и темно-белого стекла. Лекарства и снадобья ждали, готовые избавить королеву от безобразной колдовской старости, насланной на нее ангелом Люцифиэлем, но она не спешила прибегнуть к ним.
Яблоко таило в себе частицу Тела Христова, гостию, святое причастие.
Положив на колени Библию в переплете из розового шелка, королева-ведьма открыла ее, не глядя.
И в страхе прочла первое попавшееся на глаза слово: Resurcat[7].
Казалось, гроб отлит из стекла – из стекла молочно-белого цвета. А появился он вот как. От кожи Бьянки поднимался тоненький белый дымок. Она дымилась, как дымится огонь, угасающий под каплей воды. А все – кусочек святого причастия, застрявший в ее горле. Он-то, словно вода, погасившая ее огонь, и заставил ее задымиться.
Затем на землю пала ночная роса, к полночи похолодало, вот дым угасающей Бьянки и застыл вокруг нее льдом. А иней украсил глыбу туманного льда, внутри которой покоилась Бьянка, серебряными узорами.
Холодное сердце Бьянки не могло растопить лед. Не растаял он и в зеленом, лишенном солнца сумраке дня.
Оставалось лишь любоваться на нее, распростертую в гробу, сквозь стекло. И как же прекрасна Бьянка была с виду! Черна, как черное дерево, бела, как снег, румяна, как кровь…
Над гробом нависли семь карликовых деревьев. Шли годы. Деревца разрослись, раскинули ветви, укачивая гроб, точно в колыбели. Глаза их сочились плесенью и зеленой смолой. Янтарно-зеленые капли застывали поверх стеклянного гроба россыпью драгоценных камней.
– Кто это лежит здесь, под деревьями? – спросил принц, выехавший на полянку.
Казалось, он привел за собой золотую луну, озарившую золото его кудрей, и золото его доспехов, и его плащ белой парчи, расшитый золотым и черным, кроваво-алым и васильково-синим. Его белый скакун ступал по блеклым цветам, но, стоило коню поднять копыто, цветы поднимались вновь. С седельной луки свисал щит, и странный же то был щит: с одной стороны – морда льва, с другой – морда ягненка.
Деревца застонали, головы их затрещали, разевая огромные пасти.
– Уж не гроб ли это Бьянки? – спросил принц.
– Оставь ее с нами, – заскрипели семь карликовых деревьев, изо всех сил стараясь вытянуть из земли корни.
Земля задрожала. Гроб подскочил кверху и треснул пополам. Бьянка кашлянула, и…
От толчка кусочек святого причастия выскочил из ее горла. Гроб разлетелся на тысячу осколков. А Бьянка села, удивленно взглянула на принца и улыбнулась.
– Привет тебе, любимый, – сказала она.
Поднявшись на ноги, Бьянка откинула с лица волосы и пошла навстречу принцу на бледном коне.
Но, сделав шаг, она очутилась в сумрачном пурпурном зале. Еще шаг – и пурпурный зал сменился алым, и свет, исходящий от алых стен, пронзил ее, точно тысяча ножей.
Еще шаг – и Бьянка вошла в желтый зал, и там услышала плач, раздиравший уши. Казалось, и тело, и кости ее исчезли – осталось лишь бьющееся сердце. Биения сердца сделались парой крыльев, и Бьянка взлетела. Вот она – ворон, а вот – сова… Устремившись вперед, она влетела в искристое стекло. Сияние опалило ее, раскалило добела, сделало белой, как снег. Теперь она стала голубем.
Усевшись на плечо принца, она спрятала голову под крыло. В ней больше не было ни черного, ни красного.
– Начни все заново, Бьянка, – сказал Принц, снимая ее с плеча.
На его запястье белела отметина. Будто звезда. Когда-то сюда вбили гвоздь…
Бьянка вспорхнула ввысь, пронеслась над пологом леса и влетела в открытое окно – изящное окно цвета разбавленного вина. Она была во дворце. И было ей семь лет от роду.
Новая матушка, королева-ведьма, повесила ей на шею филигранное золотое распятие.
– Зеркальце мое, – спросила королева-ведьма, – ответь: кого ты видишь?
– Вижу тебя, госпожа, – отвечало зеркало, – и всех в нашей земле. Вижу и Бьянку.
Танит Ли
* * *Танит Ли родилась в Лондоне в 1947 г. и мирно отошла в мир иной после долгой болезни в Гастингсе, Восточный Суссекс, в 2015-м. Окончив среднюю школу, она сменила множество мест работы, а в двадцать пять проучилась около года в художественном колледже. Затем издательство «ДОУ Букс» опубликовало ее роман «Восставшая из пепла», и с тех пор она полностью посвятила себя литературе. На ее счету около девяноста романов и авторских сборников и более трехсот рассказов. Кроме этого, она писала для радио и телевидения. Произведения Танит Ли были удостоены ряда премий, включая две Всемирные премии фэнтези за лучший рассказ. В 2009 г. ей было присвоено звание Грандмастера мирового конвента любителей ужасов, а в 2013-м она получила Всемирную премию фэнтези за заслуги перед жанром. Была замужем за писателем и художником Джоном Кайином.
Джин Вулф, истинный мастер слова, превращает знакомую старую сказку (или две) в современный детектив, одновременно смешной и ужасный. Возможно, вы усмехнетесь, возможно, покроетесь гусиной кожей с головы до пят. А, может, и то, и другое.
Впервые опубликованный, рассказ «В пряничном домике» был выдвинут на Всемирную премию фэнтези.
В пряничном домике
Дровосек шел по тропинке к крыльцу. Нарядный старый дом наблюдал за ним из-под опущенных век жалюзи. Одет дровосек был в красно-коричневый твидовый костюм, а неприметную машину оставил у обочины. Почувствовав его шаги по ступеням и быстрый стук в дверь, дом задался вопросом: как же он ухитрился проехать по дорожке среди деревьев? Надо будет сказать ведьме: пусть раздробит его кости и высосет костный мозг.
С этими мыслями дом звякнул дверным колокольчиком.
Тина Гейм отперла дверь, не забыв накинуть цепочку, хотя ждала всего-навсего очередную соседку с миской капустного салата. Она слыхала, что Смерти полагается приносить куриную лапшу, но в этих
