На глазах была фасетчатая сетка ночного видения, причудливо изменившая цвета Норы, а потные ладони сжимали винтовку, как последний доступный аргумент. Остановился и присел на одно колено, водя стволом винтовки по сторонам, готовый в любой момент открыть огонь по неожиданному противнику. Справа почти сразу приземлился Серега, слева Маулай. Про последнего непонятно, имя это было или ник, да я и не интересовался. Пощелкал встроенным тепловизором. Как говорил Рёмер, ни октоподы, ни контемплаторы, ни инфлинги на них не отображались, однако существовали еще глумы — по строению самые близкие к людям.
Я поднял левую руку и несколько раз махнул вперед, давая понять оставшимся отрядам, все это время сидевшим на своих точках и «провожавших» нас, что все в порядке. Первыми пошли вперед «рёмерцы», напоминавшие испуганную каракатицу. Они остановились в шагах четырех слева. Теперь пришел черед ждать игроков Кольта.
Так мы и двигались. Короткими перебежками, прикрывая друг друга, настороженные, собранные, наэлектризованные грядущей опасностью. Все понимали, что кто-то да в Норе есть. Предыдущий отряд даже не успел понять, что случилось, когда их убили. К сожалению, вскоре мы в этом убедились.
К своему стыду, первым заметил опасность Бальян, наш тертый калач. Я не знал, что обозначает это выражение, но дед говорил так всегда про молчаливого соседа, военного в отставке, готового почти ко всему. Вот и Кольт оказался таким. Я уже почти поднялся на ноги для нового прохода вперед, когда он шикнул.
Мы не сразу поняли, что произошло. Я и Серега остановились, почти одновременно повернувшись в сторону Кольта, а вот Маулай сделал самую большую ошибку, которую только можно было совершить. Он тоже заинтересованно крутнул головой, не понимая, чем вызвана общая заминка, а сам продолжил идти вперед. Там его и встретили.
Я все еще стоял, заворожено глядя, как медленно открывается рот Кольта, его тело сотрясается от отдачи и бластерная винтовка выплевывает зеленоватый сноп смерти. Следующим стреляет Дефлер, на лице которого не проявляется ни одной эмоции, лишь крепко сжатые губы выдают волнение. Потом просыпаются и оставшиеся члены группы.
К моменту, когда я обернулся обратно и вскинул бластер в направлении октопода, вонзившего острое щупальце в Маулая, палили уже все. Стреляли скверно, больше промахиваясь, а то, что попадало, приходилось на вытянутые конечности. Вспомнил битву своих ребят с этими тварями — тогда «осьминоги» погибали после попадания в центральную часть тела. Видимо, там были сосредоточены все нервные окончания.
Только октопод был не так глуп. Он нанизал незадачливого бойца, словно синтетическое маршмеллоу на шпажку, и прикрывался его телом. К несчастью Маулая, тот был жив даже после плазмогана, в мгновение превратившего его ногу в обугленный остов. Может быть, экзоскелет и выдержал бы прямое попадание, но еще секунду назад отключился. Как я и говорил, стреляли наши скауты скверно, нередко цепляя пленника.
Но я выждал момент. Кольт, в очередной раз метко приложившийся по торчащему щупальцу, заставил октопода повернуться. Не сильно, но достаточно, чтобы попасть по корпусу. Бластерная винтовка затрещала, и меня немного тряхнуло, зато «осьминог» заверещал так, как не всегда кричала моя полоумная соседка с двести третьего этажа. Теперь он раскрылся окончательно, и Дефлер, быстро среагировавший, закончил мною начатое.
— Всем стоять на месте! — Крикнул я.
Сам осторожно подошел к лежащим на земле телам — стонавшему Маулаю и бездыханному (хотя интересно, дышат ли эти твари?) октоподу. На всякий случай выстрелил пару раз в мертвую тварь.
— Этого тоже, — негромко сказал позади Рёмер.
Я не успел ни обернуться, ни разозлиться — просил же оставаться на месте — как главный «Зимородок» направил ствол на лежащего соклановца и нажал на спусковой крючок. Громкий хлопок, и Маулай обмякает на холодном земляном полу.
— Все равно не жилец. Быстрее умрет, быстрее восстановится, — объяснил он мне.
— А я думал, что ты из человеколюбия. Чтобы не мучался.
— Простые бионики почти не чувствуют боли. При создании эта часть мозга частично заблокирована. Так у всех, кроме девиантов.
— Обрадовал.
— Как думаешь, откуда он взялся?
— Это надо у Кольта спрашивать. Он его заметил.
Рёмер кивнул, и мы вернулись обратно. Бальян не переставал меня удивлять. Игрок не отводил брезгливого взгляда от обугленных тел, как остальные, не зажимал нос от запаха перегретого на огне жира (пах октопод именно так) и горелой кожи Маулая, как Дефлер. Он просто стоял, чуть облокотившись о стену, с явным интересом разглядывая желеобразный труп «осьминога».
— Я первый раз во Фронтире без конвертера, — объяснил он свою любознательность, — до сих пор непривычно видеть их, — указал он на поверженного врага, — настоящими.
— Фронтир? — Удивился я.
— Мы называем так земли за пределами фортов, — объяснил Рёмеру, — Бальян, откуда взялся октопод?
— Он прилип к стене, когда я его заметил, — вытянул палец Кольт в ту сторону, где скрывался «осьминог», — только его не было почти видно. Эта тварь слилась со стеной, стала такого же цвета, если бы не щупальца, о которые, кстати, споткнулся Пепел, вовсе бы не заметил. Эти щупальца едва видимо подергивались.
— Пепел — это Маулай?
— Да.
— Ну что ж, от него осталось действительно не так много. Хорошо, Дефлер, теперь ты в моей группе. Продолжаем идти вперед, осматривайте хорошо стены и потолок.
И мы продолжили движение. Под напряженное молчание всего отряда, лишь Серега пошутил что-то про русских, которые при любой заварухе сбиваются в кучу, но и то скорее от нервов. Дефлер так вообще дрожал от каждого дуновения ветерка. Кстати, чем дальше мы спускались, тем движение воздуха становилось все отчетливее. Странно.
— Почему октоподы не нападают? — Спросил Серега при очередной остановке.
Разговаривать вообще было не то чтобы нельзя, но нежелательно. Болтовня, тем более на посторонние темы, довольно сильно отвлекала и снижала бдительность. Но в словах друга что-то было. Я еще сам не мог понять что именно, поэтому, скорее защищаясь, съязвил.
— Не нападают? Скажи это Маулаю. Или как там его…
