Мне даже показалось, что сдавить спусковой крючок оказалось невероятно тяжело. Точно он налился свинцом, и чтобы нажать на него требовалось неимоверное количество силы. Наверное, сыграло свою дурную шутку долгое и неподвижное нахождение в одном положении. Оттого и выстрел вышел чуть резковатым, не таким мягким, каким должен быть. И попал я не в голову, в которую целился и в которую с подобного расстояния мог попасть любой курсант-второгодка, а в грудь. Будь на Киллере экзоскелет, вышло бы совсем отвратительно.
Но глава «Волков» облачился в обычный комбинезон. Такой же, что был сейчас на мне, не считая знаков различия. Только одежда Киллера в одно мгновение покрылась одним крупным, бурым пятном, растекающимся сначала с противоположного бока, а следом и проступая с моей стороны. Я догадывался, что осталось от его бионического, почти совершенного тела, лишенного риска умереть от болезни или генетических отклонений. Только смерть могла его разрушить, и она не заставила себя долго ждать.
Думается мне, умер он быстро. Что называется, не приходя в сознание. Я видел подобные раны во время подавления мятежа. Небольшое отверстие с одной стороны и развороченную плоть с обратной. Вместо людей представали отвратительные куски мяса, в которых с трудом можно было распознать своих близких. Как хорошо, что это лишь игра. Как хорошо, что это лишь бионическое тело.
Я пристально рассматривал растерявшихся роботов, насколько автоматические устройства могут быть растерянным, и не решался пошевелиться. Благо, длилось это совсем недолго. Умер Киллер действительно быстро и все системы анализирующие прекращение жизнедеятельности сработали мгновенно. Вот роботы столь же аккуратно, как вынимали его из капсулы, кладут хозяина на землю. Теперь их работа закончилась, следующий черед за мусорщиками.
Именно ни собирают трупы и куда-то девают. Рёмер предполагал, что перерабатывают. Вернее, утилизируют с возможностью дальнейшего применения. Что это значит, мне даже не хотелось знать. Вряд ли нечто приятное. Одна надежда, лишь бы они не стали задавать дурацкие вопросы. А станут… так следов никаких уже не будет. Вот и капсула закрылась и стартовала, надо думать, в обратном направлении.
— Форт, ты молодчина! — кричит мне Шари. Что-то невообразимое и нечленораздельное вопит Рамирес. Повезло еще, что не всех из нашей фракции, кто посвящен в план, добавил в коммуникатор. А то бы оглох.
Поднимаюсь с земли. Тело одеревенело, теперь оно непослушное, чужое, будто забыло, что и зачем ему нужно делать. Стряхиваю с себя землю, которой меня бережно присыпал Шари и начинаю разминать суставы.
— Доран!
— Да, Форт, — такое ощущение, что довольный голос Шари звучит у меня в голове.
— Долго я тут ждать тебя буду?
— Да, да, извини. Уже лечу. Андрей…
— Слушаю.
— Теперь-то что?
— Теперь самое сложное. Переговоры…
Всего в общем чате находилось десять человек. Верхушка четырех фракций «Волков», оставшихся хоть и не совсем в добром, но все-таки здравии. Соответственно девятый и десятый — я и Рёмер, как инициаторы этого разговора.
— Вы толкаете нас к предательству, — сказал Джингвей. Между прочим, офицер фракции самого Киллера, а по факту его правая рука.
— Смотря как это расценивать, — спокойно, со свойственным ему хладнокровием, отвечал Рёмер, — если для вас главное идти на поводу у молодого паренька, амбиции которого давно заменили ему здравый смысл, то да. Это предательство. Если вы хотите принимать непосредственное участие в борьбе за победу и сохранить ваши форты и кантоны, то это лишь щедрое предложение.
Я слушал это все и старался не улыбаться. «Зимородок» молодец, давил на самое больное. Возраст Киллера был очень значимым фактором, который мы сразу сделали козырем. Вроде как: посмотрите, кто вами управляет. Да и верхушка «Серых» и так была неглупа, сама видела, к чему все идет. А тут какой-никакой шанс.
Думаю, им хватает мозгов и на то, чтобы понять — ни о каком участии в победе речи идти не будет. Да, выделят им Рёмер и я отдельную фракцию в Альянсе. К «Зимородку» пойдут самые сильные, а ко мне пожиже и пониже. О суверенитете здесь речи не шло. Во главе кланов каждый поставит своего человека. Я вообще подумывал «размазать» «Волков» ровным слоем по всему «Альянсу», чтобы они не кучковались в одном месте. И этот план казался не таким уж плохим.
— Каковы условия? — Как раз затронул эту тему Эймс, лидер фракции «Сребреноликих». Как только он это сказал, послышались возмущенные возгласы, и ему пришлось оправдываться. — Я просто хочу услышать всю информацию прежде, чем принимать решение.
— Главное, что вы должны понимать. Вы приходите в наши Альянсы рядовыми бойцами. Никто не говорит, что вы не сможете дослужиться до офицеров или даже лидеров фракций.
— Ну конечно, — хмыкну Филби из «Джаггернаутов», — так нам и дадут пробиться в офицеры.
А вот тут я промолчать не мог. У меня были определенные планы на этого парня и его фракцию. Они у «Волков» считались не топ-уровня, скорее крепким середняком, однако в клане я не заметил никого в звании ниже полковника.
— В моем Альянсе лидером фракции может стать любой, даже девиант, — пошутил я, — а если серьезно, то один из моих игроков прошел путь от никому неизвестного нейтрала до кланлида. Учитывая, что слотов для фракций предостаточно и Альянс только намеревается расти, шанс есть у всех, нужно лишь проявить себя.
— Не каждый управленец в одном Альянсе, сможет должным образом проявить себя в другом, — парировал Квислинг, офицер все тех же «Сребреноликих». Эх, интересный мужик, да еще не глупый, только боюсь, мне Рёмер не отдаст такое сокровище. И уговор был такой, что он вписывается во все это с тем условием, что двадцать лучших игроков уходят к нему.
— Это все лирика. Еще интересует количество игроков, которые смогут перейти, — продолжил все тот же Эймс. Слишком уж он много вопросов задает для простого интересующегося.
— Пятьдесят, — ответил Рёмер, — двадцать лучших игроков, исходя из рейтинга, переходят к «Зимородкам», еще тридцать в «Шиншиллы».
Я хотел больше. Честно. В этом плане моя жадность не знала границ. Но у Рёмера был свой аргумент — нельзя было позволить,
