– С аэродрома Ничелли на острове Лидо.
– Невозможно, – возразила сотрудница, качая головой. – Аэродром маленький, никаких регулярных рейсов. Обслуживает только местные прогулочные полеты на вертолетах и…
– Каким-то образом Сиенна Брукс получила доступ к личному реактивному самолету, владелец которого снимает в Ничелли ангар. Они выясняют подробности. – Подчиненный Сински снова заговорил в трубку: – Да, я здесь. Что удалось выяснить? – Выслушав ответ, он изменился в лице и растерянно опустился в кресло. – Я понял. Спасибо.
Разговор закончился, все выжидательно смотрели на своего коллегу.
– Самолет с Сиенной на борту вылетел в Турцию, – сообщил он и потер глаза.
– Надо срочно звонить в Европейское авиационное военно-транспортное командование! – предложил кто-то. – Пусть его развернут!
– Поздно. Двенадцать минут назад самолет приземлился на частном аэродроме Хезарфен в пятнадцати милях отсюда. Сиенны Брукс на его борту уже нет.
Глава 87По крыше купола Айя-Софии барабанили капли дождя, уже превратившегося в ливень.
На протяжении тысячи лет она считалась самым большим религиозным храмом на земле, да и сейчас было трудно представить себе что-либо более внушительное. При взгляде на Айя-Софию Лэнгдон вспомнил слова византийского императора Юстиниана, которые тот, по преданию, произнес, когда строительство собора было завершено. Отступив на шаг, он гордо воскликнул: «Соломон, я превзошел тебя!» – имея в виду легендарный Иерусалимский храм.
Сински и Брюдер решительным шагом приближались к собору, который, казалось, все увеличивался в размерах.
Дорожки к собору обрамляли старинные пушечные ядра войска Мехмеда Завоевателя, напоминавшие о том, что история здания насыщена насилием: державы-победительницы, захватывавшие город, не раз приспосабливали его для удовлетворения своих религиозных нужд.
Подойдя к южному фасаду, Лэнгдон посмотрел направо – там располагались три похожих на силосные башни строения, увенчанные куполами. Это были мавзолеи султанов, один из которых – Мурад III – считался отцом более ста детей.
В ночном воздухе раздался сигнал мобильного телефона. Вытащив свой сотовый, Брюдер посмотрел, кто звонит, и коротко спросил:
– Что у вас?
Слушая сообщение, он изумленно качал головой.
– Как такое возможно? – Дослушав до конца, он вздохнул. – Хорошо, держите меня в курсе. Мы собираемся входить.
Дождавшись, когда он закончит разговор, Сински поинтересовалась:
– Что там?
– Нужно быть начеку, – ответил Брюдер и, настороженно осмотревшись, перевел взгляд на Сински. – К нам могут явиться гости. Похоже, Сиенна Брукс уже в Стамбуле.
Лэнгдон ошеломленно посмотрел на агента, не в силах поверить, что Сиенна, во-первых, сумела добраться до Турции, а во-вторых, решила покинуть Венецию, несмотря на опасность быть не только пойманной, но и погибнуть от смертельной болезни, лишь бы не дать провалиться плану Зобриста.
Сински тоже встревожилась и набрала в легкие воздуха, явно намереваясь расспросить Брюдера поподробнее, но потом передумала и повернулась к Лэнгдону.
– Куда теперь?
Лэнгдон показал налево, за юго-западный угол здания.
– Фонтан для омовений там, – сказал он.
Местом встречи с сопровождающим от музея был назначен обнесенный затейливой решеткой источник, вода из которого некогда использовалась мусульманами для ритуального омовения перед молитвой.
– Профессор Лэнгдон! – послышался мужской голос, когда они подошли ближе.
Из-под восьмиугольной, увенчанной куполом крыши фонтана выступил худощавый улыбающийся турок в очках и сером костюме. У него были редеющие волосы, и он взволнованно размахивал руками, буквально брызжа энтузиазмом.
– Профессор, сюда!
Лэнгдон со спутниками поспешили к нему.
– Здравствуйте, меня зовут Мирсат, – сказал он по-английски с акцентом. – Это огромная честь для меня.
– Ну что вы, это для нас большая честь, – ответил Лэнгдон, пожимая ему руку. – Спасибо, что согласились оказать нам гостеприимство в таком экстренном порядке.
– Да, да!
– А я – Элизабет Сински, – представилась доктор Сински, пожимая ему руку и показывая на Брюдера. – А это – Кристоф Брюдер. Мы помогаем профессору Лэнгдону. Мне очень жаль, что наш вылет задержали. И мы очень признательны за ваше понимание и помощь.
– Пожалуйста! Это сущие пустяки! – горячо заверил Мирсат. – Я готов все показать профессору Лэнгдону в любое время! Его небольшая книга «Христианские символы в мусульманском мире» пользуется особой популярностью в нашем сувенирном магазине.
В самом деле? – подумал Лэнгдон. Теперь мне известно по крайней мере одно место, где она продается.
– Пройдемте? – предложил Мирсат, жестом показав, куда идти.
Группа поспешила через небольшое открытое пространство и, миновав вход для туристов, оказалась перед массивными бронзовыми дверьми, утопленными в трех глубоких арках.
Там их ждали два вооруженных охранника. Завидев Мирсата, они отперли двери и открыли одну из них.
– Sağ olun, – произнес Мирсат одну из немногих фраз, которые были знакомы Лэнгдону. Это было особенно вежливое выражение благодарности. Посетители прошли внутрь, и дверь за ними закрылась с громким стуком, который отозвался в каменном зале гулким эхом.
Они очутились в нартексе Айя-Софии – узком притворе, типичном для христианских храмов пространстве, которое предназначалось для лиц, не имевших права входить внутрь главного помещения для молящихся.
Духовный крепостной ров, по образному выражению Лэнгдона.
Группа прошла к другим дверям, и Мирсат открыл их. Однако за ними оказался не наос, главное помещение храма, как ожидал Лэнгдон, а другой притвор, немного больше первого.
Эзонартекс – внутренний притвор, сообразил Лэнгдон, вспомнив, что в Айя-Софии имелось два уровня защиты от окружающего мира.
Будто готовя посетителя к тому, что ждет его впереди, эзонартекс был украшен значительно богаче внешнего притвора, экзонартекса, – его полированные стены отражали свет изысканных люстр. На противоположной стене наполненного покоем пространства имелись четыре двери, а над ними располагалась великолепная мозаика, на которой Лэнгдон невольно задержал восхищенный взгляд.
Мирсат подошел к самой большой двери – внушительному входу, обшитому бронзовыми пластинами.
– Императорские ворота, – восторженно прошептал он. – В византийские времена проходить через них имел право только император. Обычно туристов через них не пускают, но сегодня особый случай.
Он уже потянулся к ручке двери, но вдруг остановился.
– Прежде чем мы войдем, – шепотом обратился он к своим спутникам, – позвольте узнать, есть ли что-нибудь конкретное, что бы вы хотели увидеть?
Лэнгдон, Сински и Брюдер переглянулись.
– Да, – ответил профессор. – Безусловно, тут очень много интересного, но, если можно, мы бы хотели начать с захоронения Энрико Дандоло.
Мирсат непонимающе дернул головой.
– Простите? Вы хотите посмотреть… могилу Энрико Дандоло?
– Именно так.
Мирсат выглядел обескураженным.
– Но сэр… Захоронение Дандоло очень скромное. И там нет никаких символов. Не самое интересное.
– Я понимаю, – вежливо согласился Лэнгдон. – И все же мы были бы очень признательны, если вы нас туда проводите.
Мирсат долго смотрел на Лэнгдона, а потом перевел взгляд на мозаику девятого века над дверью, которой тот только что любовался. На ней был изображен Спас Вседержитель – иконописный образ Христа с Новым Заветом в левой руке и благословляющего правой.
Затем, будто на него снизошло озарение, уголки губ Мирсата растянулись в понимающей улыбке, и он шутливо погрозил пальцем.
– Да вы настоящий хитрец! Понимаю!
Лэнгдон опешил.
– Прошу прощения?
– Не волнуйтесь, профессор, – заговорщицки зашептал Мирсат. – Я никому не скажу, что вы здесь были.
Сински и Брюдер озадаченно посмотрели на Лэнгдона.
Тому оставалось лишь недоуменно пожать плечами, а Мирсат тем временем распахнул дверь и пропустил всех внутрь.
Глава 88Айя-Софию иногда называют Восьмым чудом света, и Лэнгдон, оказавшись
