Возможно, он просто не подразумевал такого смысла. Определенно нет.
Наутцера был слишком ошеломлен, чтобы разгневаться, услышав признание в предательстве. В его Ином Голосе звучала тревожащая пустота, почти безучастность. Только потом Ахкеймион понял, что старик ужаснулся, как сам он несколько месяцев назад; что он напуган, поскольку оказался перед лицом событий, слишком грандиозных для него.
Мир на краю пропасти.
Ахкеймион принялся описывать свою первую встречу с Келлхусом под стенами Момемна, когда Пройас попросил его присмотреться к скюльвенду Найюру. Он отметил ум Келлхуса и даже в качестве доказательства его интеллекта постарался объяснить усовершенствования, которые тот внес в логику Айенсиса. Он поведал о неуклонном восхождении Келлхуса к власти над Священным воинством, используя и собственные впечатления, и рассказы Пройаса. Наутцера уже знал – видимо, от своих шпионов, близких к императорскому двору, – что среди Людей Бивня выдвинулся некий человек, называющий себя пророком. Но пока эти сведения дошли до Атьерса, имя «Анасуримбор» превратилось в «Насурий», и на пророка не обратили внимания, сочтя его очередным ловким фанатиком.
Затем Ахкеймион рассказал обо всем, что случилось в Карасканде: приход падираджи, осада и голод; растущее напряжение между ортодоксами и заудуньяни; объявление Келлхуса лжепророком; откровение под темными ветвями Умиаки, где Келлхус открылся Ахкеймиону, как Ахкеймион исповедовался сейчас.
Он рассказал Наутцере обо всем, кроме Эсменет.
«Когда Келлхуса освободили, даже самые убежденные ортодоксы пали пред ним на колени – а кто бы не пал? После поединка скюльвенда с Кутием Сарцеллом – первым рыцарем-командором, оказавшимся шпионом-оборотнем! Подумай, Наутцера! Победа скюльвенда доказала, что эти демоны – демоны! – искали смерти Воина-Пророка. Все именно так, как говорил Айенсис: человек всегда принимает продажность за доказательство невинности».
Пауза. Скептически настроенная часть его души вспомнила, что Наутцера никогда не читал Айенсиса.
«Да-да», – с нетерпением беззвучно сказал старый колдун.
«Воин-Пророк заразил их, как лихорадка. Священное воинство сплотилось, как никогда прежде. Все Великие Имена, за исключением Конфаса, склонились пред Анасуримбором, целуя его колено. Готиан плакал и обнажал грудь перед его мечом. А затем они пошли в бой. Какое это было зрелище, Наутцера! Великое и ужасное, как наши сны. Голодные. Больные. Шатаясь, они вышли из врат – мертвецы вступили в войну…»
Видения погибших снова промелькнули в темноте. Тощие мечники в хауберках. Рыцари на ребристых хребтах коней. В небе грубый штандарт со знаком Кругораспятия.
«Что случилось?»
«Невозможное. Они победили. Их нельзя было остановить! Я до сих пор глазам не верю…»
«А падираджа? – спросил Наутцера. – Каскамандри? Что с ним случилось?»
«Его сразил собственной рукой Воин-Пророк. Прямо сейчас Священное воинство готовится выступить на Шайме и кишаурим. И не осталось никого, способного преградить им путь, Наутцера. Они не могут не победить».
«Но почему? – вопрошал старый колдун. – Если Анасуримбор Келлхус знает о существовании Консульта, если он тоже верит, что Второй Апокалипсис близится, зачем он продолжает эту глупую войну? А вдруг он просто обманывает тебя? Тебе это не приходило в голову?»
«Он может их видеть. Даже сейчас он продолжает Очищение. Нет… я ему верю».
После смерти Сарцелла более десятка знатных и влиятельных воинов исчезли, оставив своих подчиненных в недоумении, и даже самые ярые ортодоксы потянулись к Воину-Пророку. После гибели падираджи шпионов искали и в Карасканде, и во всем Священном воинстве. Насколько было известно Ахкеймиону, только двоих тварей обнаружили и… изгнали.
«Это… это невероятно, Акка! Все Три Моря поверят ему!»
«Или сгорят».
Сознание того, какой ужас вскоре будут вызывать посланцы Завета, доставляло мрачное удовлетворение. Столетиями над ними смеялись. Столетиями они терпели презрение и даже оскорбления, которыми джнан награждал отверженных. Но теперь… Месть – сильный наркотик. И он побежит по венам адептов Завета.
«Да! – воскликнул Наутцера. – Именно потому мы не должны забывать о важном. Уничтожить Консульт нелегко. Он попытается убить Анасуримбора, несомненно».
«Несомненно», – согласился Ахкеймион, хотя по какой-то причине мысль об убийстве ему в голову не приходила.
«Значит, прежде всего, – продолжал Наутцера, – ты должен всеми силами его защитить. Никто не должен навредить ему!»
«Воину-Пророку моя защита не нужна».
«Почему ты так его называешь?»
Да потому что никакое другое имя ему не подходит, подумал Ахкеймион. Даже Анасуримбор. Но что-то – возможно, глубокая неуверенность – заставляло его молчать.
«Ахкеймион! Ты всерьез считаешь этого человека пророком?»
«Я не знаю, что и думать… Слишком много всего произошло».
«Не время для сентиментальных глупостей!»
«Перестань, Наутцера. Ты не видел этого человека».
«Нет, не видел… но увижу».
«Что ты хочешь сказать?»
Собрат по школе Завета прибудет сюда? Эта мысль встревожила Ахкеймиона. Мысль о том, что другие адепты увидят его… унижение.
Но Наутцера пропустил вопрос мимо ушей.
«А что наши братья из школы Багряных Шпилей думают обо всем этом?»
В его тоне звучала саркастическая насмешка, но она была вымученной, почти болезненной.
«На совете Элеазар походил на человека, чьих детей только что продали в рабство. Он не мог заставить себя посмотреть на меня, не то что спросить о Консульте. Он слышал, какой разгром я учинил в Иотии. Думаю, он меня боится».
«Он придет к тебе, Ахкеймион. Рано или поздно он придет».
«Пусть приходит».
Каждую ночь предъявляются счета и должников призывают к ответу. Теперь все будет исправлено.
«Здесь нет места мщению. Ты должен обращаться с ним как с равным, держать себя так, словно тебя никогда не похищали и не пытали. Я понимаю, как ты жаждешь возмездия, но ставки!.. Ставки в этой игре так высоки, что перевешивают месть! Ты это понимаешь?»
Как понимание справится с ненавистью?
«Я все понимаю, Наутцера».
«А Анасуримбор? Что Элеазар и остальные думают о нем?»
«Они хотят, чтобы он был самозванцем, – это я знаю. А что они о нем думают, я понятия не имею».
«Ты должен внушить им, что Анасуримбор наш. Ты должен убедить их, что случившееся в Иотии – детская игра по сравнению с тем, что будет, если они попытаются его схватить».
«Воина-Пророка схватить невозможно. Он… он вне этого. – Ахкеймион попытался взять себя в руки. – Но его можно купить».
«Купить? Что ты хочешь сказать?»
«Он хочет получить Гнозис, Наутцера. Он – один из Немногих. И если я ему откажу, боюсь, он обратится к Багряным Шпилям».
«Один из Немногих? И как давно ты это знаешь?»
«Некоторое время…»
«И ты ничего не сказал! Ахкеймион… Акка… Я думал, что могу на тебя положиться!»
«Как я полагался на тебя в отношении Инрау?»
Долгая пауза, чувство вины и обвинение. Во мраке Ахкеймиону показалось, что он видит мальчика: тот смотрел на своего учителя в страхе и ожидании.
«К несчастью, все вышло неудачно, признаю, – сказал Наутцера. – Но события подтвердили мою правоту, не так ли?»
«Я предупреждаю тебя первый и последний раз! – прохрипел Ахкеймион. – Ты понимаешь?»
Как он это делает? Как долго можно вести две войны:
