Он не мог позволить себе роскошь отчаяния.
Затем произошло чудо. Мгновение передышки. Мир потемнел, лишь колдовской огонь продолжал пылать. Сквозь шипение и треск Элеазар услышал над руинами рог, одинокий и хриплый. Все, включая кишаурим, в смятении повернулись на звук. И Элеазар увидел их: подобно красным демонам во мраке, они выстраивались длинной цепью на искореженной земле – туньеры в черных окровавленных доспехах. Их жесткие бороды вздыбились от горячего ветра пожаров. Он увидел Кругораспятие, черное на алом фоне. Знамя князя Хулвагры.
Люди Бивня пришли им на помощь.
Толпы кианских всадников заполнили равнину. Они рысью шли в сторону разрушенного акведука. Люди Бивня ждали их, прикрывшись щитами и приготовив пики. Они различали знакомые штандарты врагов. Племена кхиргви, жаждущие доделать то, что не успела свершить с айнрити пустыня. Гранды Ненсифона и Чианадини, претерпевшие столько мук у стен Карасканда. Гиргаши царя Пиласаканды с двумя десятками своих чудовищных мастодонтов. Остатки выживших при Гедее и Шайгеке под командованием Ансакера. Закаленные всадники Эумарны и Джурисады под началом Кинганьехои, без устали преследовавшего айнрити. И под собственным стягом падираджи – бесстрашные койяури, сверкавшие золотом кольчуг в пробивавшихся сквозь дым лучах солнца.
Все, что осталось от гордого и отважного народа. Все явились на последнюю битву.
Слева от айнрити, в самом сердце города, как кисея в воде, поднимался дым. Он закрывал Первый храм и Священные высоты. Изнутри сверкали молнии, ослепительное сияние прорывалось сквозь клочья черноты. Раскаты грома рокотали вдалеке и казались страшнее языческих барабанов.
Нангаэльцы с заплетенными в косы волосами запели первыми, к ним присоединились нумайнериши. Они затянули мистический гимн Воина-Пророка. Вскоре все войско айнрити пело глубокими голосами:
Мы – сыны былых печалей,Мы – сыны отцовской веры,Мы – грядущее восславим,Яростью сей день измерив…Ритм кианских кимвалов ускорился, ряды воинов прочертили поле и пастбища черными полосами. Затем все когорты вдруг разом ринулись в атаку. Скачущие впереди сапатишахи воздели к небу сабли и громко закричали. Гранды и самые свирепые их родичи подхватили боевой клич, полный ярости и боли, а за ними и все войско.
Столько выстрадано. Столько смертей не отомщено.
Земля выскальзывала из-под копыт. Еще быстрее. Еще быстрее.
Люди рыдали от благоговения и ненависти. И казалось, что сам Единый Бог слышит их…
Перед ними протянулся Скилурский акведук, прямой линией уходящий от города к горизонту. Длинный ряд уцелевших и полностью обвалившихся арок. Айнрити выстроились между обрушенными сваями и грудами щебня стеной отчаянных воинов со щитами. Расстояние сокращалось. Время распалось на мельчайшие мгновения. Какой-то миг песня звучала на фоне слитного шума боя…
Грядущее восславим!Затем мир взорвался.
Ломались копья. Трещали щиты. Лошади пугались и пятились или проталкивались вперед. Люди кололи и рубили. Боевой клич и песня угасли, вместо них к небу поднимались вопли. С высот акведука айнритийские лучники непрерывно осыпали врагов стрелами. Другие воины отламывали камни и сбрасывали их на врага. То и дело язычники прорывались на дальней стороне, где их встречали тидонцы и айнонские рыцари. По всему фронту лилась кровь, шла рукопашная битва.
– Даже дуниане, – говорил Моэнгхус, – не до конца избавились от слабостей. Даже у меня они есть. Даже у тебя, сын мой.
Намек был ясен: «Испытания сломали тебя».
Это ли случилось под черными ветвями Умиаки? Келлхус помнил, как его сняли с тела Серве, как забинтовали руки льняными повязками. Он помнил, как жмурился от солнечного света, пробивавшегося сквозь листву. Он помнил, как шел, восставший из смерти, и видел тысячи Людей Бивня: они плакали от изумления, облегчения и восторга, от благоговения…
– Есть нечто большее, отец. Ты должен знать. Ты – кишаурим.
Он помнил голос.
ЧТО ТЫ ВИДИШЬ?
Его слепой отец, казалось, внимательно рассматривал его.
– Ты говоришь о видениях, о голосе из ниоткуда. Но скажи мне, где твои доказательства? Почему ты считаешь, что это не безумие?
СКАЖИ МНЕ.
Доказательства? Какие у него есть доказательства? При настоящем наказании душа закрывается. Он видел это столько раз, в стольких глазах… Так почему же он так уверен?
– Но на равнине Менгедды, – сказал он, – шрайские рыцари… То, что я предрек, свершилось.
Для рожденного в мире эти слова прозвучали бы невыразительно, без тревоги и смущения. Но для дунианина…
«Пусть думает, что я дрогнул».
– Счастливое стечение обстоятельств, – ответил Моэнгхус, – и ничего более. Прошлое определяет будущее. Как иначе ты достиг бы того, чего достиг?
Он был прав. Пророчество могло оказаться иллюзией. Если конец определяет начало, если то, что приходит после, управляет тем, что происходит до, как ему удалось овладеть столькими душами? И как Тысячекратная Мысль подчинила себе Три Моря? Принцип причины и следствия просто обязан быть верным, если его допущения дают на это право…
Отец должен быть прав.
Но что тогда означает эта уверенность, эта несгибаемая убежденность в том, что отец не прав?
«Я безумен?»
– Дуниане, – продолжал Моэнгхус, – считают мир замкнутым. Они полагают, что все земное находится здесь, и тут они сильно ошибаются. Этот мир открыт, наши души стоят по обе стороны границы. Но то, что лежит по Ту Сторону, Келлхус, есть лишь искаженное отображение того, что внутри. Я посвятил изысканиям почти столько же времени, сколько ты успел прожить, и не нашел ничего, что противоречило бы этому принципу. Люди не могут видеть из-за врожденной неспособности. Они слышат только то, что подтверждает их страхи и желания, а все остальное отвергают или не замечают. Они привязаны к доказательствам. Одни события поражают их, другие они пропускают. Сын мой, многие годы я наблюдал. Я подсчитывал, и мир не давал мне форы. Он абсолютно безразличен к людским страстям. Бог спит… Так было всегда. Только наше стремление к Абсолюту может пробудить Его. Значение. Цель. Эти слова не означают чего-то данного нам. Нет, они означают нашу задачу.
Келлхус стоял неподвижно.
– Оставь свою убежденность, – говорил Моэнгхус. – Ибо ощущение уверенности обозначает истину не более чем ощущение воли – свободу. Обманутый человек всегда чувствует себя уверенным, как люди всегда считают себя свободными. Это говорит лишь о том, как можно заблуждаться.
Келлхус посмотрел на ореол вокруг своих рук, удивился тому, что этот свет не освещает и не отбрасывает тени… Свет самообмана.
– Но мы, сын мой, не можем позволить себе роскошь ошибаться. Пустота… пустота пришла в мир. Она упала с небес тысячи лет назад. Дважды она поднималась из пепла своего падения. То, что было в первый раз, Завет называет куно-инхоройскими войнами, второй раз – Первым Апокалипсисом. И она готова подняться в третий раз.
– Да, – прошептал Келлхус. – Он говорит мне то же самое.
ЧТО Я ЕСТЬ?
– Не-бог? – спросил Моэнгхус. Келлхус немедленно замолк. Будь у отца глаза, думал он, взгляд их должен был останавливаться и расплываться, когда возникало и уходило вглубь понимание. – Тогда ты и правда безумен.
Крики. Отовсюду крики. Нисходят из ослепительного, мерцающего
