Как ни странно, эти стихи помогли мне немножко расправиться…
И можно было бы поставить на этом точку. Но…
У нас ведь всё-таки было много общего. Может, мне казалось? Да нет! Нам нравились одни и те же книги. Иногда я читала ему вслух…
Володя пристроил между стенами домов ещё одну, ставшую самой красивой в квартире, комнату – «для любимой»…
Мы слушали одни и те же песни. Я очень любила песни Николая Носкова и Олега Митяева. Володя тоже их полюбил. И мы вместе ходили на их концерты…
Кстати, в самом начале, когда ещё не поздно было всё остановить, я, включая радио, всегда почему-то натыкалась на одну и ту же песню Максима Леонидова:
Где-то далеко гудят поезда,Самолёты сбиваются с пути…Если он уйдёт – это навсегда.Значит, просто не дай ему уйти…У меня сжималось сердце. И я «не давала уйти»…
Володя был неверующим. Я помогла ему прийти к Богу. Надеюсь, это принесло свои плоды, если приход был искренним…
Но есть главное, за что я ему благодарна. Думаю, что именно поэтому я не имею права вырывать из своей биографии эту страницу…
Когда тяжело заболел мой отец, мы с Володей забрали его из больницы к себе на Мерзляковский. И если бы не Володя, я не справилась бы ни за что! Он папу носил мыть в ванну. Мы водили отца гулять, пока он ещё мог ходить. Владимир относился к моему отцу с любовью и заботой, как к самому родному человеку…
Вот здесь я и поставлю точку. Я не буду вспоминать боль, горечь, обиды. Я скажу: СПАСИБО ТЕБЕ ЗА ДОБРОЕ, ХРИСТИАНСКОЕ ОТНОШЕНИЕ К МОЕМУ ОТЦУ, ВОЛОДЯ!
Было ли расставание для меня болью? Да, конечно, – и сильной болью, и растерянностью. И вот однажды, когда «в слезах и соплях» я сидела, размышляя над своей участью, позвонил мой друг, Володя Качан, и я вылила на него весь ушат своей горечи. Мудрый Вова помолчал, а потом процитировал мне строки из стихов Игоря Губермана:
…И понял я, что поздно или рано,И, как бы ни остра и неподдельна,Рубцуется в душе любая рана —Особенно которая смертельна…Я записала эту цитату на первой странице своей записной книжки. Я читала эти строки каждый день. И рана зарубцевалась…
В результате я не «провалилась в старость», как могло бы произойти.
Как птица Феникс, я восстала, воскресла и пошла дальше.
Белый медведь
К своему 55-летию я чувствовала себя опять молодой и полной сил. Самой себе я написала поздравление к этой дате, в котором были такие слова: «Я ставлю сегодня себе две пятёрки…» Ну и так далее в том же духе…
Действительно, несколько лет было очень плодотворных. Много гастролировала со спектаклями, было много концертов и встреч со зрителями. Я записывала новые песни, писала новые стихи. Участвовала в акции «Любимые артисты – труженикам Подмосковья», которая была проведена по инициативе кандидата на пост губернатора Подмосковья Бориса Громова. Пришлось исколесить всю Московскую область, которая оказалась невероятно большой. Это было очень тяжело, потому что дороги в области, мягко говоря, не везде нормальные (слово «хорошие» не подходит). Полдня в дороге, 2–3 выступления, к ночи возвращались…
Иногда приезжали к клубу, ржавый замок, который висел, видимо, с начала «перестройки», открывали. Мы входили в отсыревшее помещение с двумя розетками по стенам, с одной лампочкой под потолком, с провалившейся дощатой «сценой» и лавками в зале. Но «у нас с собой было»… Устанавливали и свет, и аппаратуру, и генератор, чтобы всё это заработало. И потом два часа я не сходила со сцены. Народ был в восторге. Я уезжала, а на крыльце стояли, провожая меня, жители этого посёлка, и девочки-подростки плакали и спрашивали: «А вы не могли бы к нам приехать ещё завтра?!» Ради этого стоило жить. И, конечно, все дорожные муки забывались сразу, и, вдохновлённая зрительской любовью, я возвращалась в Москву, чтобы поспать несколько часов, а рано утром мы уже ехали в другую сторону Московской области…
Как-то мы отправились в город Рошаль. И так-то это очень далеко. А добирались мы вообще невероятно долго – по пробкам и плохим дорогам. Суставы и позвоночник меня к тому времени уже очень беспокоили. Я еле доехала. Приезжаем – на крыльце встречает директор дворца, приглашает попить чайку перед выходом. Я плетусь за ней и ворчу про себя, что никакого желания нет идти на сцену, все силы растеряла в дороге. А она услышала моё бурчание и говорит: «А вот вы сейчас на сцену выйдете, и силы появятся!»
И вот я вхожу в зал, битком набитый, иду по проходу на сцену под музыку из «Кавказской пленницы», которую включил местный радист, поднимаюсь по ступенькам. А там меня ждёт маленькая девочка, которая протягивает мне мягкого игрушечного медведя – в человеческий рост. Я беру его, целую девочку. А зал скандирует, хотя я не сказала ещё ни слова…
Выступление прошло замечательно – добрая энергия зала подарила и силы, и вдохновение. Так бывает, даже если ты представить себе не можешь после длительного и тяжёлого переезда или перелёта, где взять ресурсы, чтобы сыграть сложный спектакль или отработать концерт. И вот выходишь и мысленно посылаешь в зал: «Я люблю вас!» И зал отвечает тебе тишиной или аплодисментами. И это ответ, это условный сигнал: «И мы тебя любим…» Хотя бывает, что зал не откликается, особенно если спектакль начался по каким-то причинам с опозданием (по моей вине – никогда, я в театре – за два часа до начала, это железное правило!). И тогда приходится публику «завоёвывать» – такие спектакли играть во много раз труднее…
Так вот. Вернусь обратно в Рошаль 2002 года. После концерта директор, отпаивая меня чаем, рассказывала, какой для них праздник – мой приезд. Потому что они с начала «перестройки» всеми забыты. В когда-то промышленном городе жизнь замерла. Предприятия, в том числе и большой химзавод, закрыты. Они ничего не производят. Работы в Рошале
