Сидевший рядом Бандура довольно выдохнул:
— Энто хорошо. Пока Гугнивого жрут, успеем за колючку свалить.
Кирьян промолчал, не отвлекаясь от дороги. За окном мелькали сначала деревья, потом покосившиеся заборы дачного района. Здесь Щербатый всё-таки сумел справиться с нервами и снизить скорость. Если сейчас машина попадёт в яму и пробьёт колесо, им конец. Пока будут менять, стая обязательно догонит.
В узкую щель не до конца закрытого окна как раз потянуло свалкой, до заграждения осталось не больше двух километров, когда подручный заверещал:
— Быстрее, Кирьян, гони!
Команда запоздала. Из кустов вдоль дороги высунулась голова ещё какой-то твари, плюнула или чем-то кольнула колесо. Каждой клеточкой Кирьян почувствовал, как от пробитой камеры машину немедленно повело юзом. Опытный водитель не дал микроавтобусу перевернуться. Всё равно капот долбанулся о столб, руль больно ударил в грудь так, что на несколько секунд перехватило дыхание.
Помощник, которого спас ремень, уже выскочил наружу и начал стрелять по твари. Для верности всадил в неё всю обойму. Затем повернулся, со всхлипом произнёс:
— Хана тачке. Как выбираться теперь будем?
И закричал. Кирьян, ещё только когда они отъезжали, продумал, что делать, если машина сломается. Поэтому сейчас, пока у Бандуры кончились патроны, он прострелил ему руки и ноги. Не слушая несущихся в спину проклятий, Кирьян побежал вперёд. Быстрее, перебраться через колючку. Снаружи ездят машины, летают вертолёты полиции. И пусть потом хоть в тюрьму — зато живой.
Ломило ноги, не хватало воздуха, несмотря на прохладный день, пот лил ручьями — Кирьян всё бежал. Один раз показалось, что догнали, и он выстрелил в кусты. Потом сообразил — бурый от времени целлофановый пакет застрял среди веток. Тут же с досадой себя обругал, зря потратил патрон. И побежал дальше. Вот приметная берёзка, вот показалась колючая проволока.
Спасение пришло, когда Кирьян отодвинул заграждение и побежал по асфальту прочь как можно дальше. В воздухе застрекотал синий вертолёт с хорошо различимой даже снизу белой надписью «Пресса». Кирьян заорал, закричал, замахал руками. Пилоты его поняли не до конца, вертолёт завис, из открытой двери салона выглянул человек с видеокамерой. Но спускаться вертолёт почему-то не собирался.
Кирьян снова заорал. И вдруг ощутил, как волосы встали дыбом. Запах брошенной в костёр полыни! Его нагнали! В отчаянии Кирьян заорал ещё истошней, запрыгал. Потом в приступе злобы выстрелил по вертолёту. Промахнулся, но винтокрылая машина сразу же испуганно набрала высоту.
Заветная мечта Кирьяна сбылась. Его лицо увидели в прямом эфире миллионы людей по всему миру. Он вошёл в историю как первая задокументированная жертва вторжения инопланетной жизни, которое потом назовут Приливом. Сейчас Кирьян про это даже не думал. Словно загипнотизированный, он неподвижно смотрел, как через разрыв в колючей проволоке одна за другой пролезали собаки с единственным фасетчатым глазом. И неторопливо окружали одинокого человека.
Глава 3
Церковь была полна народу — на воскресную Божественную литургию собирались жители не только местного села, но и со всех окрестностей. Фёдор подумал, что дело тут вовсе не в моде на религию, подменившую собой коммунизм, как утверждали некоторые из его знакомых. Если для остальной страны события две тысячи четвёртого просто стали толчком очередного кризиса, вещи хоть и неприятной, но по лихим девяностым знакомой и привычной, то возле Туманного купола жизнь перевернулась с ног на голову. Обрезки Ульяновской области распределили по соседям, но смотрели на «чужаков» везде как на пятое колесо в телеге: «Повесили камень на шею бюджета». Убыточные районы с умирающим сельским хозяйством никому были не нужны.
До начала службы ещё оставалось не меньше часа, но большинство уже стояло или сидело внутри. Единственный рейсовый ПАЗик первым делом объезжал дальние деревни, и люди оттуда вынуждены были собираться заранее. Впрочем, никого задержка не смущала. Сотовая связь людям здесь не по карману, проводная — телефон на деревню, и то не везде. Автобус ходил всего два раза в день, заодно развозя детей до школы и обратно. Да и времени на поездки нет: мужчины по большей части разъехались по стране на заработки, оставив хозяйство на женщин и детей. А без огорода не выжить. Сходить по воскресеньям в церковь — единственный повод встретиться, поболтать и обменяться новостями.
Воздух внутри церкви стал душным и спёртым: электричество после катастрофы в селе так и не восстановили, вытяжку же ради экономии солярки для генератора включали только с началом службы. Поэтому Фёдор, которому болтать было не с кем, решил выйти на крыльцо. Когда ещё удастся вот так спокойно постоять, любуясь небом? Пусть и в серых тучах. Осторожно протиснувшись через толпу, Фёдор выбрался на улицу, встал на крылечке и достал сигарету. Курить он бросил лет пятнадцать назад, но привычка в минуты задумчивости крутить в руках и крошить незажжённую сигарету осталась.
Налетевший порыв ветра заставил поёжиться и поспешно застегнуть плащ.
— Ну и погодка, — буркнул себе под нос Фёдор, — не июнь, а октябрь какой-то.
— В наказание за грехи наши, кхе, — раздался над ухом немолодой, но до сих пор твёрдый голос.
Фёдор обернулся, и губы сами собой растянулись в улыбке. Бабушка Марфа всегда распространяла вокруг себя ауру тепла и непоколебимого душевного спокойствия. Думать о плохом рядом с этой высокой, на удивление крепкой для своих семидесяти пяти, женщиной не получалось. Как не получалось и обращаться к Марфе Никитичне иначе, чем бабушка: за сорок с лишним лет в местной школе она выучила, наверное, всех, кто сегодня придёт в церковь. Поэтому до сих пор к ней забегали за советом и просто излить душу бывшие ученики и ученицы.
Тем временем Марфа Никитична продолжила:
— Слышала, Фёдор Иванович, что нашу школу и наш автобус для детей вы всё же отстояли. Спасибо.
Фёдор в ответ пожал плечами:
— Да ничего особенного. Обычное разгильдяйство. Кто-то неправильно подписал, кто-то передал бумагу дальше. И пошло по инстанциям.
Бабушка Марфа в ответ только ещё раз кхекнула, постучала по крыльцу тростью — один из учеников год назад подарил вместо клюки, и негромко ответила:
— Равнодушие — самый страшный грех. Все всё видели, но им на нас плевать. Давно же списали. Если бы не ваша помощь, ни школы бы не осталось, ни аптеки, ни церкви. Я ведь знаю, именно вы настояли, чтобы в село дизель завезли.
Фёдор на это промолчал, хотя и считал, что старушка права: лень и разгильдяйство местных чиновников оправдания не имели. Нормально работать многие начинали только когда с проверкой приезжали из Москвы. И случай с дизелем, когда Фёдор просто заставил исполнять оставшиеся ещё со времени катастрофы предписания МЧС — не самое безобразное дело. С другой стороны, очернять в глазах остальных госслужбу не хотелось
