— Мэлком, господи, да помоги ты мне с этим долбаным скафандром.
Оттолкнувшись ногами, сионит вылетел из розового пилотского модуля:
— Не мельтешись. Мудрые люди говорят: «Семь раз отмерь — один отрежь». Сейчас мы туда сходим…
* * *В рифленом переходе, соединявшем кормовой шлюз «Маркуса Гарви» с центральным шлюзом «Ханивы», был воздух, однако на всякий случай они загерметизировали скафандры. Мэлком двигался с балетной грацией, останавливаясь только затем, чтобы помочь Кейсу, который, покинув растаманский буксир, неуклюже кувыркался. Белый пластик трубы смягчал и рассеивал яркий солнечный свет, теней не было.
Украшенный выгравированным при помощи лазера Львом Сиона люк «Гарви» покрывали многочисленные выбоины и заплаты. Зато светло-серый люк «Ханивы» оказался чистым и непорочным. Мэлком сунул в узкое отверстие руку; Кейс видел, как шевелятся его пальцы. В нише красные светодиоды начали обратный отсчет от пятидесяти. Мэлком вынул руку. Схватившись за люк, Кейс почувствовал костями вибрацию замкового механизма. Круглая серая панель отошла в сторону. Одной рукой Мэлком схватил Кейса, а другой взялся за край отверстия. Яхта приняла их на борт.
* * *«Ханиву» построили на верфях «Дорнье-Фудзицу», и ее интерьер выражал ту же философию дизайна, которая породила «мерседес», возивший их по Стамбулу. Стены узкого центрального отсека покрывали панели черного дерева (фанерная имитация), а пол выстилала серая итальянская плитка. Кейсу казалось, что он лезет в какой-то дорогой частный санаторий, причем лезет не через дверь, а через ванную. Яхту собирали на орбите, и она не предназначалась для полетов в атмосфере. Изящный, без излишеств «осиный» корпус был чистым притворством, стилизацией, все в интерьере также было рассчитано на усиление общего впечатления скорости.
Мэлком снял помятый шлем, и Кейс последовал его примеру. Воздух в шлюзе был свежий, как в сосновом лесу, однако к хвойному аромату примешивался тревожный запах горелой изоляции.
Мэлком потянул носом воздух:
— Слушай, это плохо. Если на корабле такой запах…
Обитая темно-серой ультразамшей дверь мягко ушла в сторону. Мэлком оттолкнулся от темной стенки и вылетел из шлюза, лишь в самый последний момент сгруппировавшись, чтобы вписаться в узкий проем; Кейс последовал за ним, неуклюже перебирая руками по поручню.
Стены в коридоре были нежно-кремовые, без единого сварного шва.
— Рубка там, — сказал Мэлком, указывая вперед, а затем слегка оттолкнулся и полетел.
Откуда-то спереди доносилось знакомое тарахтение работающего принтера. Кейс последовал за сионитом и очутился в следующем отсеке, среди клубка спутанных распечаток; здесь стук принтера слышался еще громче. Кейс поймал смятую бумажную ленту и взглянул на текст.
000000000
000000000
000000000
— Система посыпалась? — Сионит ткнул пальцем в колонку нулей.
— Нет, — ответил Кейс, ловя уплывающий шлем. — Флэтлайн сказал, что Армитидж стер своей «Хосаке» всю память.
— Судя по запаху, он стирал ее лазером.
Мэлком оттолкнулся ногой от белого ограждения швейцарского тренажера и, отгоняя лезущие в лицо распечатки, поплыл сквозь бумажные дебри.
— Кейс, тут человек…
Миниатюрный японец был привязан к узкому складному креслу. За шею. Невидимая на фоне черного темперлонового изголовья стальная проволока глубоко врезалась ему в горло. Красной жемчужиной, странной и чудовищной, застыл выкатившийся из-под проволоки шарик крови. Плавно колыхались в воздухе рукоятки гарроты — деревянные, истертые, словно вырезанные из старой швабры.
— Сколько ж он носил с собой эту штуку? — ошеломленно выдавил из себя Кейс, вспомнив послевоенные странствия Корто.
— Шеф знает, как управлять кораблем, Кейс?
— Наверно. Ведь он служил в спецназе.
— А то японский паренек, он уже отпилотировался. А мне с этой яхтой будет трудно. Совсем новая…
— Пошли в рубку.
Мэлком нахмурился, подался назад и оттолкнулся ногой.
Сдирая с себя бесконечную бумажную ленту, Кейс последовал за Мэлкомом в большее помещение, судя по всему — кают-компанию. Здесь стояли такие же складные кресла, нечто вроде бара и «Хосака». Встроенный в переборку принтер стрекотал без умолку; из аккуратной щели, прорезанной в деревянной, ручной полировки панели, метр за метром выползал тонкий бумажный язык. Кейс пролетел над стульями и нажал белую кнопку, вделанную слева от прорези, в помещении повисла тишина. Он обернулся и посмотрел на «Хосаку». В корпусе компьютера зияло не меньше десятка отверстий — маленьких, круглых, с оплавленными краями… В воздухе беспорядочно кружили крошечные капли застывшего металла.
— Насчет лазера ты угадал, — повернулся Кейс к сиониту.
— Рубка заперта, — сообщил Мэлком с противоположной стороны кают-компании.
Освещение потускнело, ярко вспыхнуло, опять потускнело. Кейс оторвал распечатку. Те же нули.
— Уинтермьют?
Кейс осмотрелся; за причудливыми изгибами бумажной ленты еле угадывались коричневые стены.
— Это ты балуешься с освещением, Уинтермьют?
Около самой головы Мэлкома скользнула вверх часть панели, обнаружив небольшой монитор. Мэлком от неожиданности испуганно дернулся, вытер куском поролона, пришитым к тыльной стороне перчатки, пот со лба и придвинулся к дисплею:
— Слышь, а ты понимаешь по-японски?
По экрану бежали какие-то иероглифы и цифры.
— Нет, — покачал головой Кейс.
— Рубка, она ведь заодно и спасательный модуль. Похоже, идет обратный отсчет на отделение. Закупоривайся.
Мэлком надел и загерметизировал шлем.
— Что? Он что, свихнулся? Вот же мать твою! — Кейс толкнул ногой переборку и рванулся сквозь бумажную лапшу. — Нужно открыть эту дверь!
Но Мэлком только постучал по своему шлему; губы за лексановым забралом беззвучно шевелились. Из-под радужной ленточки, стягивающей головную сетку, выкатилась капля пота. Сионит выхватил у Кейса шлем, мгновенно приладил на место и щелкнул замками. Как только контакты на шейном кольце соединились, слева от забрала вспыхнули светодиодные мониторы, а в наушниках зазвучал голос Мэлкома:
— Я не петрю в японском, но обратный отсчет не по делу. — Он ткнул пальцем в одну из бегущих по экрану строк. — Люки, люки модуля! Он стартует с открытым шлюзом.
— Армитидж!
Кейс с силой ударил в дверь — и отлетел к противоположной стене, кувыркаясь и увлекая за собой десятки метров никому не нужной распечатки.
— Корто! Что вы делаете! Нам нужно поговорить! Нам нужно…
— Кейс? Слышу вас отлично…
Голос Армитиджа совершенно изменился, в нем чувствовалось дикое, ужасающее спокойствие. Кейс перестал выпутываться из бумажного рванья и затих.
— Извините, Кейс, но так нужно. Один из нас должен уйти. Один из нас обязан рассказать. Если мы все здесь погибнем, правда умрет вместе с нами. Я расскажу, Кейс, я все расскажу. И о Герлинге, и о других. Я долечу, Кейс. Уверен. В Хельсинки. — Корто замолк, шлем заполнила тяжелая, давящая тишина. — Но как же это трудно, Кейс, — продолжил он. — Страшно трудно. Ведь я ослеп.
— Постойте, Корто. Подождите. Вы же ослепли, вы не можете лететь! Вы врежетесь в эти долбаные
