Поляне с малых лет учились жить в единении с окружавшей их природой. Дети могли днями бродить по лесу, и никого из родителей это не беспокоило. Они были уверены, что с детьми ничего дурного не случится, потому что их охраняли многочисленные лесные духи. И впрямь, трагические случаи с детьми были чрезвычайно редкими. Каждый ребенок умел постоять за себя при встрече с обитателями лесных чащоб. В крайнем случае можно было забраться на высокое дерево и пересидеть там опасность. А уж лазали юные поляне по деревьям не хуже белок.
Одинец оказался в поселении случайно. Собственно говоря, и другие медведи попадали к полянам точно так, как Одинец – их находили в лесу. Медвежата нередко оставались без матери по какой-либо причине, – она могла погибнуть, напав на крупного лося или тура, ее мог убить какой-нибудь злобный медведь-шатун или ловники[3] – и тогда их участь была незавидной.
Дело в том, что главным божеством рода был Медведь – воплощение бога Велеса[4]. Поляне считали его своим предком. Поэтому и отношение к этому зверю было соответствующим. Ловчие племени просто не могли оставить в лесу брошенных медвежат, тем самым обрекая их на верную смерть. Обычно их держали в поселении до трех лет, а затем волхвы с помощью молитв и заговоров отваживали пестунов от людей, и повзрослевшие медведи уходили в лес, чтобы образовать семьи.
Одинец оказался медведем необычным. Чаще всего ловники приносили из лесу двух-трех крохотных медвежат, а этот был один-одинешенек (за что и получил свою кличку), к тому же гораздо крупнее своих погодков. Когда Одинец подрос, то оказалось, что и цвет его шерсти сильно отличается от окраса других медведей, которые были бурыми или черными. Великолепный густой мех Одинца на солнце сиял золотом. Только вокруг глаз у него были более темные круги, да по спине шла неширокая бурая полоса.
Многие в поселении завидовали Чтибору, так как со временем все поверили, что Одинец – это живое воплощение Велеса. Он был очень крупным, несмотря на возраст, а его клыки могли устрашить кого угодно. Дошло до того, что волхвы устроили возле дома Чтибора жертвенник, и он редко когда пустовал. Люди несли к нему разные лакомства, и Одинец, конечно же, был весьма благодарен за вкусное угощение.
Но годы шли, законы рода были неумолимы, и Одинец вскоре должен был отправиться на поиски подруги. Некоторые волхвы противились этому, они хотели оставить Одинца в поселении, соорудив ему достойное божества жилище, но Чтибор был непреклонен – старину нужно чтить. Тем более нельзя держать взаперти самого Велеса, воплощенного в Одинце. Зверю, как и человеку, нужна свобода. Тем более такому необычному зверю.
Зная, чем закончится его дружба с Одинцом, мальчик (его звали Сокол) сильно печалился. Медведь и юный полянин настолько научились понимать друг друга, что со стороны могло показаться, будто они могут беседовать между собой. Конечно, в поселении Сокол старался не показывать, что может общаться с медведем; ему совсем не хотелось стать волхвом и выполнять многочисленные обряды, занимавшие чересчур много времени.
Если узнают, что он в какой-то мере понимает медвежий «язык», его точно отдали бы в обучение к волхвам. Чем это может для него обернуться, Сокол уже знал на примере одного из своих друзей, который решил стать волхвом. Вернее, так за него решили старейшины рода. Бедолага с утра до ночи заучивал наизусть различные заговоры и заклинания, участвовал в частых жертвоприношениях божествам, коих насчитывалось огромное количество, исполнял самые грязные работы, спал урывками и почти никогда не имел свободного времени.
Обучал Сокола звериным «языкам» дедко Чтибор. Они не были родственниками. Просто Чтибор взял мальчика, который остался сиротой, на воспитание. Сокол был в семье первенцем, а второго ребенка мать так и не родила. Не успела. Когда родители Сокола возвращались с большого днепровского Торга, налетела шайка речных разбойников и их, скорее всего, пленили.
О дальнейшей судьбе матери и отца можно было только догадываться. Ватаги разбойного люда, состоявшие из тех, кого изгоняли за какие-либо провинности племена, населявшие берега Днепра, едва с реки сходил лед, спускали на воду лодки-долбленки и начинали промышлять разбоем, грабя небольшие прибрежные поселения. Взять у небогатых поселян было практически нечего, зато они сами представляли собой немалую ценность.
Чаще всего пленников продавали хазарам, которые славились торговлей живым товаром. Каждый год хазары совершали походы для поиска рабов и последующей их продажи в страны Востока. Отловом живого товара в первую очередь занимались хазарские печенеги. Это было угорское племя, находившееся на положении прислуги у своих господ-хазар. Они же составляли и костяк почти любой шайки речных разбойников.
Дедко Чтибор был весьма известным и уважаемым кобником[5]. Уж о птицах ему было известно все! Или почти все. Знал он и «звериные» языки. Сокол поражался его умению приваживать дичь. Для этого у старого кобника было много разных манков, но он мог обходиться и без них. Когда Сокол подрос, он тоже начал кое-что смыслить в звериной «речи»; конечно же, благодаря деду. А уж медвежий «язык» мальчик усвоил отменно. Да иногда он и не был нужен; ему достаточно было одного взгляда на Одинца, дабы понять, что у пестуна на уме.
Сокол не стал ждать, пока Одинец управится с желанным угощением. Взяв сумку, он вошел в лес, отыскал едва приметную в чащобе звериную тропу и споро начал пробираться по ней к поселению. Именно пробираться, потому как тропа нередко упиралась в бурелом, и тогда приходилось уподобляться белке – прыгать с одной поваленной лесины на другую. Из оружия у мальчика был только нож в простых кожаных ножнах и небольшой тугой лук, который висел сзади, перекинутый через плечо. Стрелы к нему он завернул в кусок холстины и приторочил к поясу с левой стороны – чтобы удобно было достать их в нужный момент.
Вообще-то, поляне не были воинственным народом, но постоять за себя могли. Правда, очень дорогие мечи и защитное снаряжение имели только немногочисленные закаленные в постоянных сражениях вои[6] и дружина кнеза[7], составлявшие костяк защитников поселения, а остальные мужчины, в основном добытчики-звероловы, довольствовались копьями, топорами, рогатинами и луками.
Сокол был еще слишком мал, чтобы орудовать боевым топором или держать в руках тяжелое копье, но с луком управлялся отменно. Он и имя-то свое получил совсем не случайно. Повитуха, принимавшая у матери мальчика роды, едва тот оказался в ее руках, сказала удивленно: «Диво дивное, люди добрые! У него взгляд чистый, осмысленный и вострый – как у сокола! Первый раз такое вижу…» С того момента вопрос с именем новорожденного был решен сразу и бесповоротно. Но никто не знал, что имя новорожденному дал сам Чтибор. Благодаря своему колдовскому дару он сумел внушить повитухе свое пожелание.
Конечно же, этому предшествовало гадание, и то, что старый кобник узнал во время магического ритуала, повергло его в священный трепет. Главное заключалось в том, что Сокол не просто птица, а воплощение бога Ярилы. Правители полян в древности считали себя живым воплощением сына Ярилы и Лады, которого звали Ладон.
