Он прочёл её, поставил книгу на место и стоял, потирая подбородок. Вещь, конечно, написана лет сорок с лишним тому назад, но можно не сомневаться, что взгляды, выраженные в ней, ни на йоту не изменились. Существует ещё стихотворение Доила о капрале Восточно-Кентского полка, который, когда его привели к китайскому генералу и предложили под страхом смерти поцеловать землю у ног врага, ответил: "В нашем полку так не принято!" — и погиб. Что поделаешь! Такое поведение и сейчас — закон для людей, принадлежащих к определённой касте и чтящих традиции. Война подтвердила это на бесчисленных примерах. Неужели молодой Дезерт действительно изменил традициям? Невероятно! А вдруг он в самом деле трус, несмотря на свой образцовый послужной список? Или, может быть, бьющая из него ключом горечь довела его до полного цинизма и он попрал традицию только ради того, чтобы её попрать?
Сэр Лоренс напряг все свои духовные способности и попробовал поставить себя перед аналогичным выбором. Но он был неверующим, и единственный вывод, который ему удалось сделать, сводился к следующему: "Мне бы страшно не хотелось, чтобы на меня оказали давление в таком вопросе". Понимая, что это заключение ни в коей мере не соответствует важности проблемы, он спустился в холл, закрылся в телефонной кабине и позвонил Майклу. Затем, опасаясь оставаться в клубе дольше: того и глядишь наскочишь на самого Дезерта, взял такси и отправился на Саутсквер.
Майкл только что вернулся из палаты, столкнулся с отцом в холле, и сэр Лоренс изъявил желание уединиться с сыном в его кабинете, интуитивно чувствуя, что Флёр при всей её проницательности не подходит роль участницы совещания по столь щекотливому пункту. Он начал с того, что объявил о помолвке Динни. Майкл выслушал это сообщение с такой странной смесью удовлетворения и тревоги, какая не часто выражается на человеческом лице.
— Что за плутовка! Как она умеет прятать концы в воду! — воскликнул он, — Флёр — та заметила, что Динни в последние дни выглядит уж как-то особенно невинно, но я сам никогда бы не подумал. Мы слишком привыкли к её безбрачию. Помолвлена, да ещё с Уилфридом! Ну что ж, теперь, надеюсь, парень покончит с Востоком.
— Остаётся ещё вопрос о его вероисповедании, — мрачно вставил сэр Лоренс.
— Не понимаю, какое это имеет значение. Динни — не фанатичка. Зачем Уилфрид переменил веру? Вот уж не предполагал, что он религиозен. Меня это прямо-таки ошеломило.
— Тут дело посложнее.
Когда сэр Лоренс кончил рассказывать, уши у Майкла стояли торчком и лицо было совершенно подавленное.
— Ты знаешь его ближе, чем кто бы то ни было, — закончил сэр Лоренс. — Твоё мнение?
— Мне тяжело так говорить, но возможно, что это правда. Для Уилфрида это, пожалуй, даже естественно, хотя никто никогда не поймёт — почему. Ужасная неприятность, папа, тем более что здесь замешана Динни.
— Дорогой мой, прежде чем расстраиваться, надо выяснить, насколько это верно. Удобно тебе зайти к нему?
— Было время — заходил запросто.
Сэр Лоренс кивнул:
— Мне всё известно. Но ведь с тех пор прошло столько лет.
Майкл тускло улыбнулся:
— Я подозревал, что вы кое-что заметили, но не был уверен. После отъезда Уилфрида на Восток мы виделись редко. Всё же зайти могу…
Майкл запнулся, потом прибавил:
— Если это правда, он, вероятно, все рассказал Динни. Он не мог сделать ей предложение, не сказав.
Сэр Лоренс пожал плечами:
— Кто струсил раз, струсит и в другой.
— Уилфрид — одна из самых сложных, упрямых, непонятных натур, какие только бывают на свете. Подходить к нему с обычной меркой — пустое занятие. Но если он и сказал Динни, от неё мы ни слова не добьёмся.
Отец и сын взглянули друг на друга.
— Помните, в нём много героического, но проявляется оно там, где не нужно: он ведь поэт.
Бровь сэра Лоренса задёргалась: верный признак того, что он пришёл к определённому решению.
— Придётся заняться этой историей вплотную. Люди не пройдут мимо неё — не такая у них природа. Мне, конечно, нет дела до Дезерта…
— Мне есть, — возразил Майкл.
— …но я беспокоюсь о Динни.
— Я тоже. Впрочем, она поступит так, как сочтёт нужным, папа, и переубеждать её — напрасный труд.
— Это одно из самых неприятных событий в моей жизни, — с расстановкой вымолвил сэр Лоренс. — Итак, мой мальчик, пойдёшь ты к нему или сходить мне?
— Пойду, — со вздохом ответил Майкл.
— Он скажет тебе правду?
— Да. Останетесь обедать?
Сам Лоренс покачал головой:
— Боюсь встречаться с Флёр, пока у меня на душе эта забота. Я полагаю, тебе не нужно напоминать, что до твоего разговора с ним никто ничего не должен знать, даже она?
— Разумеется. Динни ещё у вас?
— Нет, вернулась в Кондафорд.
— Её семья! — воскликнул Майкл и свистнул.
Её семья! Эта мысль не оставляла его за обедом, во время которого Флёр завела речь о будущем Кита. Она склонялась к тому, чтобы отдать его в Хэрроу, так как Майкл и его отец учились в Уинчестере. Майклу нравились оба варианта, и вопрос всё ещё оставался открытым.
— Вся родня твоей матери училась в Хэрроу, — убеждала Флёр. — Уинчестер кажется мне слишком педантичным и сухим. И потом, те, кто учился там, никогда не достигают известности. Если бы ты не кончил Уинчестер, ты давно бы уже стал любимцем газет.
— Тебе хочется, чтобы Кит стал известным?
— Да, но, разумеется, с хорошей стороны, как твой дядя Хилери. Знаешь, Майкл, Барт — чудесный, но я предпочитаю Черрелов твоей родне с отцовской стороны.
— Мне казалось, что Черрелы чересчур прямолинейны и чересчур служаки, — возразил Майкл.
— Согласна, но у них есть характер и держатся они как джентльмены.
— По-моему, ты хочешь отдать Кита в Хэрроу просто потому, что там все разыгрывают из себя лордов, — усмехнулся Майкл.
Флёр выпрямилась:
— Да, хочу. Я выбрала бы Итон, если бы это не было слишком уж откровенно. К тому же я не терплю светло-голубого.
— Ладно, — согласился Майкл. — Я всё равно за свою школу, а выбор за тобой. Во всяком случае, школа, которая создала дядю Эдриена, меня устраивает.
— Никакая школа не могла создать дядю Эдриена, дорогой, — поправила Флёр. — Он древен, как палеолит. Самая древняя кровь в жилах Кита — это кровь Черрелов, а я, как выразился бы Джек Масхем, намерена разводить именно такую породу. Кстати, помнишь, на свадьбе Клер он приглашал нас посетить его конский завод в Ройстоне. Я не прочь прокатиться. Джек образцовый экземпляр денди-спортсмена: божественные ботинки и неподражаемое умение владеть лицевыми мускулами.
Майкл кивнул:
— Джек словно вышел из рук не в меру усердного чеканщика: изображение стало таким рельефным, что под ним не видно самой монеты.
— Заблуждаешься, дорогой: на обратной стороне достаточно металла.
— Он — "настоящий саиб", — подтвердил Майкл. — Никак не могу решить, что это — почётное прозвище или бранная кличка. Черрелы — лучшие представители людей
