Благодаря этому его стало легко узнать. Когда он приблизился к Большому Вымени, там стояла и беседовала группа юношей в зеленых тюрбанах.
– А вот и твой еврей, Карим! – воскликнул один из них.
Сидевший на ступеньках человек поднялся, подошел к нему, и Роб узнал красивого рослого учащегося, который во время его первого посещения отчитывал служителя больницы.
– Меня зовут Карим Гарун. А ты – Иессей бен Беньямин.
– Точно.
– Хаджи поручил мне показать тебе школу и больницу и ответить на твои вопросы.
– Ты еще пожалеешь, что не остался в каркане, иудей! – крикнул кто-то, и все рассмеялись.
– Не думаю, – улыбнулся Роб. Ему стало ясно, что вся школа уже прослышала о еврее из Европы, который попал в тюрьму, а затем добился зачисления в школу лекарей по велению самого шаха.
Начали они с маристана, однако Карим шагал слишком быстро, пояснения давал неохотно и торопливо. Ему, несомненно, не терпелось покончить с неприятным поручением как можно скорее. Робу все же удалось выяснить, что больница подразделяется на мужскую и женскую половины. У мужчин сиделками были служители-мужчины, у женщин и сиделками, и санитарами– носильщиками были женщины. Из мужчин приближаться к женщинам могли лишь лекари и мужья пациенток.
Хирургии были отведены две комнаты, а также длинное помещение с низким потолком, там на бесконечных рядах полок стояли флаконы и кувшины с аккуратными наклейками.
– Это хазанат уль-шараф, «сокровищница лекарств», – пояснил Карим. – По понедельникам и четвергам лекари проводят в школе практические занятия. После осмотра пациентов и назначений аптекари готовят прописанные лекарями целебные средства. Аптекари в маристане добросовестны и соблюдают точность рецепта до последней капли, до зернышка. А в городе большинство аптекарей – негодяи-торгаши: они продадут тебе бутыль мочи и еще поклянутся, что это розовая вода.
По соседству, в здании школы, Карим показал Робу комнаты для осмотра больных, залы для лекций и лаборатории, кухню и общую столовую, а также просторную баню, которой пользовались и преподаватели, и учащиеся.
– У нас сорок восемь лекарей и хирургов, однако не все они читают лекции. Учащихся-медиков, считая с тобой, двадцать семь. И каждый проходит обучение последовательно у нескольких разных лекарей. Обучение у каждого лекаря длится по-разному, в зависимости от успехов учащегося, и продолжительность обучения в школе тоже разная. Тебе велят готовиться к устному испытанию тогда, когда преподаватели, чтоб шайтан подстелил им свой хвост, решат, что ты к этому готов. Если сдашь успешно, тебя станут величать хакимом141. Ну, а если провалишься, то останешься учащимся и должен будешь заслужить вторую попытку.
– А давно ли ты здесь?
Карим бросил на Роба сердитый взгляд, и тот понял, что такой вопрос задавать не следовало.
– Семь лет. Я дважды проходил испытание. В прошлом году провалился на вопросах по философии. А вторая попытка была три недели назад, когда я недостаточно четко ответил на вопросы по законоведению. Да какое мне дело до истории логики или судебных прецедентов? Я уже сейчас хороший лекарь! – Он горько вздохнул. – Ты ведь должен посещать занятия не только по медицине, но и по праву, богословию и философии. Когда и что слушать – выбираешь сам. Лучше всего прослушивать одну и ту же лекцию несколько раз, – неохотно признался он, – потому что некоторые преподаватели относятся к тебе на экзамене более снисходительно, если привыкли видеть тебя на занятиях.
Посещение утренних лекций по каждому предмету обязательно для всех учащихся медресе. А во второй половине дня те, кто изучает право, готовят краткие выписки по сути судебных дел или же посещают суды; будущие богословы спешат в мечети, будущие философы читают книги или пишут, а медики работают в больнице лекарскими помощниками. Как раз во второй половине дня лекари приходят в больницу, их сопровождают учащиеся. Последним разрешено осматривать больных и высказывать предложения о способах лечения. Лекари задают уйму поучительных вопросов. Это великолепная возможность учиться или же, – он кисло улыбнулся, – показать себя законченным тупицей.
Роб всматривался в красивое, но несчастное лицо Карима. Семь лет, подумал он, опешив, а впереди – ничего, кроме неясных перспектив. А ведь этот человек, несомненно, приступил к изучению медицины, имея куда лучшую подготовку, чем Роб с его отрывочными знаниями!
Но страхи и грусть его рассеялись, когда они вошли в библиотеку, которая здесь называлась Домом Мудрости. Роб никогда и не предполагал, что в одном месте может быть собрано столько книг! Некоторые манускрипты были написаны на настоящем пергаменте из кожи, но большинство – на тонких листках, подобно указу о его калаате.
– А пергамент в Персии неважный, – заметил он.
– Это вообще не пергамент, – хмыкнул Карим. – Это называется бумага, изобретение людей с раскосыми глазами, которые живут к востоку отсюда, а они – неверные, но очень умные. У вас в Европе нет бумаги?
– Я ее там никогда не видел.
– Бумага – это всего лишь старые тряпки, размолотые в массу, смазанные животным клеем и пропущенные через пресс. Она недорога и доступна даже учащимся.
Дом Мудрости поразил и ошеломил Роба как ничто иное, виденное им до сих пор. Он бесшумно ходил по залу, прикасался к книгам, запоминал имена авторов, из коих раньше слышал всего несколько.
Гиппократ, Диоскорид, Ардиген, Руф Эфесский, бессмертный Гален… Орибазий, Филагрий, Александр Тралльский, Павел Эгинский…
– Сколько же здесь всего книг?
– Медресе принадлежит почти сто тысяч книг, – гордо ответил Карим и улыбнулся, увидев в глазах Роба недоверие. – Большинство из них было переведено на фарси в Багдаде. В университете Багдада есть специальное отделение, которое готовит переводчиков, и там книги переводят и переписывают на бумаге – на всех языках Восточного Халифата. В Багдаде огромный университет, в библиотеке которого имеется шестьсот тысяч книг. Там более шести тысяч учащихся, известнейшие преподаватели. Но в нашем маленьком медресе есть нечто такое, чего у них там нет.
– И что же это? – спросил Роб, а Карим подвел его к стене Дома Мудрости, где на всех полках стояли труды одного– единственного автора.
– Вот кто.
В тот день в маристане Роб впервые увидел человека, которого персы величали Князем медиков. На первый взгляд Ибн Сина вызывал
