Роб покачал головой.
– Мне хочется лишь стать врачевателем.
На лице шаха без труда читалось удивление.
– Это что-то новое! За всю жизнь я не встречал человека, который не попытался бы польстить мне, коль выпала такая возможность. Но ты не захочешь поменяться местами с царем, мне это ведомо. Я ведь расспрашивал о тебе. Мне сказали, что как лекарский ученик ты заметно выделяешься среди других. И от тебя ждут великих дел, когда ты станешь хакимом. Мне потребуются люди, способные на великие деяния, только не старайся чрезмерно мне угождать.
Чтобы уморить Кандраси, я использую свою царскую власть, не остановлюсь и перед коварством. С целью сохранить власть над Персией всем царям приходилось воевать. И я пошлю свое войско против других царей, скрещу с ними мечи. Прежде чем истечет срок моей жизни, я добьюсь того, что Персия снова станет великой империей, а я сам – настоящим шахиншахом. – Он ухватил Роба за руку. – Станешь ли ты мне другом, Иессей бен Беньямин?
Роб понял, что искусный охотник усыпил его бдительность и загнал в ловушку: Ала-шаху его преданность была нужна для достижения собственных целей. И проделано все было расчетливо, с дальним прицелом. Несомненно, этот царь был далеко не только пьяницей и развратником.
Робу очень не хотелось впутываться в политические интриги. Он уже жалел, что поехал нынче утром на загородную прогулку. Но он хорошо помнил и свои долги.
– Я предан тебе без остатка, великий государь, – сказал он, беря за руку шаха.
Ала удовлетворенно кивнул. Снова откинул голову, погружаясь в горячее озерцо, почесал грудь.
– Уговор. А как тебе здесь нравится, в моем укромном уголке?
– Это серный источник, государь – ясно, как день.
Шах Ала был не такой человек, чтобы от удивления у него отвисла челюсть. Он лишь открыл глаза и улыбнулся.
– Если захочешь, зимми, – лениво вымолвил он, – можешь привести сюда женщину.
– Мне все это не нравится, – заявил Мирдин, когда Роб рассказал о своей загородной прогулке с шахом Ала. – Он капризен и очень опасен.
– Для тебя это открывает отличные возможности, – высказал свое мнение Карим.
– Я к ним не стремлюсь.
Но, к счастью, дни шли за днями, а шах его больше не вызывал. Роб остро ощущал, как сильно нуждается в друзьях, которые не сидят на троне, а потому проводил много времени в обществе Мирдина и Карима.
Карим привыкал к новой жизни молодого хакима. Он, как и раньше, работал в маристане, разве только теперь получал скромную плату от аль-Джузджани за ежедневный осмотр хирургических больных и уход за ними. Имея в своем распоряжении больше свободного времени и чуть больше денег, он частенько ходил на майдан и в дома разврата.
– Пойдем со мной, – звал он Роба. – Я приведу тебя к девке, у которой волосы черны, как вороново крыло, а на ощупь мягче шелка.
Роб в ответ улыбнулся и покачал головой.
– Ну, а какую ты хочешь?
– Такую, у которой волосы красны, как огонь.
– Такие здесь не попадаются, – усмехнулся Карим.
– Вам обоим надо жениться, – спокойно посоветовал Мирдин, но ни один его не поддержал. Роб все силы отдавал учебе. Карим продолжал в одиночестве посещать женщин, и его любовные подвиги служили сотрудникам больницы пищей для веселья. Роб же, зная историю Карима, не сомневался, что за красивым лицом и фигурой атлета скрывается одинокий мальчик, который ищет в женской любви забвения своих печальных воспоминаний.
Карим теперь стал бегать еще больше – по утрам и перед сном, каждый день. Готовился к состязаниям он старательно, не щадя себя, и не только бегал. Он показал Робу и Мирдину, как управляться с кривой персидской саблей, более тяжелой, чем привычный Робу меч. Она требовала сильных и ловких рук. Карим заставил их упражняться, держа в каждой руке по тяжелому камню, поднимать и опускать их, одновременно поворачивая то перед собой, то за спиною, чтобы развить в запястьях силу и проворство.
Мирдин был не очень-то хорошим атлетом, фехтовальщик из него не получался. Но к собственной неуклюжести он относился с улыбкой, а сила его разума была так велика, что умение фехтовать рядом с нею мало что значило.
С наступлением темноты Карим их покидал. Он вдруг перестал приглашать Роба в веселые дома – признался, что у него начался роман с замужней женщиной, в которую он страстно влюбился. Зато Мирдин все чаще и настойчивее приглашал Роба на ужин к себе, в комнаты близ «Дома Сиона».
Однажды Роб с удивлением заметил, что на крышке большого сундука у Мирдина изображено такое же разделенное на клетки поле, какое он до сих пор видел всего два раза.
– Это у тебя шахская игра?
– Да. А тебе она знакома? В моей семье испокон веку в нее играют.
Фигуры у Мирдина были деревянные, но игра – та самая, в которую Роб играл с Ала-шахом. Разница состояла в том, что Мирдин не стремился сразу же разбить противника наголову, а стал учить Роба. Вскоре под его заботливым руководством Роб начал схватывать смысл тонких комбинаций.
В доме у Мирдина он был свидетелем тихих семейных радостей. Как-то вечером, поужинав овощным пловом, который приготовила Фара, Роб пошел вместе с Мирдином пожелать спокойной ночи шестилетнему Иссахару.
– Авва172, видит меня сейчас Отец наш Небесный?
– Конечно, Иссахар. Он всегда видит тебя.
– Почему же тогда я Его не вижу?
– Он недоступен взгляду.
Щечки у мальчика были пухлые, смуглые, а глаза смотрели серьезно. Зубы и челюсть уже немного великоваты – будет некрасивым, как и отец, но таким же милым.
– Но если Его нельзя видеть, откуда же Он знает, как сам выглядит?
Роб улыбнулся. «Устами младенцев…» – подумалось ему. Что ж, ответь, о Мирдин, знаток обычного и письменного права, мастер шахской игры, философ и целитель…
Мирдина вопрос не смутил.
– В Торе сказано, что Он сотворил человека по своему образу и подобию. Значит, стоит Ему взглянуть на тебя, и Он видит свое отражение. – Мирдин поцеловал сынишку. – Доброй ночи, Иссахар.
– Доброй ночи, авва. Доброй ночи, Иессей.
– Крепкого сна тебе, Иссахар, – сказал Роб, поцеловал мальчика и вслед за другом вышел из спальной комнаты.
49. В пяти днях пути к западу
Из Анатолии пришел большой караван. Один погонщик явился в маристан с целой корзиной сушеных ягод инжира – для еврея по имени Иессей. Юноша, Сади, был младшим сыном Дебида Хафиза, калантара города Шираза, а инжир – дар в знак признательности и любви его отца к исфаганцам, что боролись с эпидемией чумы.
Роб посидел вместе с Сади, выпил чаю, поел отборного инжира, крупного и сочного, полного кристалликов сахара. Сади купил ягоды в Мидьяте у погонщика, который вез их из самого Измира через всю Турцию. Теперь юноша собирался дальше на восток, в Шираз. Путешествия
