Оба были по уши забрызганы грязью, и у ближайшего ручейка Цирюльник остановил Тата.
– Давай-ка наловим себе рыбки на завтрак, – предложил он, когда они смыли всю грязь с лица и рук. Срезал две ивовые ветки, а из повозки достал леску и крючки. Вынул из-под козел коробочку.
– В этой коробке кузнечики, – объяснил хозяин. – И одна из твоих обязанностей – следить, чтобы она не пустела. – Он приподнял крышку ровно настолько, чтобы Роб мог запустить туда руку.
Что-то живое с шуршанием бросилось врассыпную от его руки, что-то смертельно напуганное и шершавое, и он схватил одно существо, осторожно сжал в кулаке. Потом разжал кулак, удерживая только крылья насекомого большим и указательным пальцами. Ноги кузнечика отчаянно извивались. Четыре передние ноги – тонкие, как ниточки, а две задние – сильные, с толстыми голенями, благодаря которым он и мог прыгать.
Цирюльник показал, как надо насаживать наживку на крючок, вонзая острый кончик под короткий сегмент жесткого панциря позади головы.
– Не слишком глубоко, иначе он истечет кровью и умрет. Ты где раньше удил рыбу?
– На Темзе. – Роб гордился своим умением рыболова: они с отцом не раз закидывали удочки с насаженными на крючок червями – когда работы у отца не было, рыба помогала прокормить семью.
– Здесь рыбалка другая, – хмыкнул Цирюльник. – Оставь на минутку удочки и встань на четвереньки.
Они осторожно подползли почти к самой воде на берегу ближайшего пруда и легли на живот. Роб подумал, что этот толстяк какой-то странный.
В зеркальной глади пруда застыли четыре рыбки.
– Мелочь, – прошептал Роб.
– Как раз такого размера они лучше всего, – возразил Цирюльник, когда они отползли подальше от берега. – Большая форель в вашей реке жесткая и скользкая. А ты заметил, как эти держатся у самого устья пруда? Они кормятся, повернувшись против течения, выжидают, пока к ним подплывет что-нибудь сочное. Они осторожные, пугливые. Если ты поднимешься у водоема во весь рост, сразу же заметят. Если станешь топать по берегу, почувствуют шаги и тут же прыснут в разные стороны. Поэтому и нужно длинное удилище. Держись на расстоянии от берега и забрасывай кузнечика легонько, только до воды – а там пусть она сама снесет его к рыбе.
Он скептически наблюдал, как Роб забрасывает удочку с наживкой, следуя его указаниям.
Последовал резкий рывок удочки, радостно отозвавшийся в руках Роба, – невидимая рыбка схватила наживку, что твой дракон. После этого рыбалка пошла так же, как и на Темзе. Он терпеливо выждал, давая рыбе время заглотить наживку, а затем вздернул кончик удочки и вонзил крючок поглубже, как учил его отец. Когда он вытащил на траву первую бьющуюся на крючке добычу, они восхитились ее блеском, напоминающим смазанное маслом ореховое дерево; гладкие бока сияли всеми оттенками красного, а кончики черных плавников светились теплым оранжевым цветом.
– Налови еще пять штук, – велел ему Цирюльник и исчез в чаще леса.
Роб поймал две рыбки, потом одна сорвалась, и он осторожно перешел к следующему пруду. Форель жадно хватала кузнечиков. Он вытаскивал последнюю из шести, когда появился Цирюльник с полной шапкой сморчков и дикого лука.
– Мы едим два раза в день, – сказал Цирюльник. – Ближе к полудню и рано вечером, как все культурные люди.
Коль встанешь в шесть, позавтракаешь – в десять,Съешь ужин в пять, а на бок – снова в десять,То проживешь ты десять раз по десять.У него была с собой ветчина, он нарезал ее толстыми ломтями. Когда мясо в почерневшей сковороде было готово, обвалял форелей в муке и зажарил их в жиру до появления хрустящей коричневой корочки, не забыв напоследок добавить грибы и лук.
Позвоночник рыб выступал над дымящейся плотью, позволяя избавиться от большинства костей. Пока пировали рыбой и мясом, Цирюльник поджарил на оставшемся ароматном жире ячменные лепешки и сделал бутерброды с большими ломтями сыра, которому предварительно позволил размягчиться в нагретой сковороде.
Теперь Цирюльник пришел в более благодушное настроение. Как заметил для себя Роб, толстяку, чтобы обрести доброе расположение духа, надо сперва наесться. Понял он и то, что Цирюльник – повар на редкость талантливый, и сам незаметно привык ожидать каждой новой трапезы как главного события дня. Роб вздохнул, подумав о том, что в копях все было бы совсем по-другому. А работа, рассуждал он удовлетворенно, вполне ему по силам, ведь какой же это труд – наловить кузнечиков для наживки, поймать несколько рыбок да подложить под колеса телеги немного веток, если повозка застрянет в грязи.
Село называлось Фарнем. Были в нем крестьянские дома с приусадебными участками; облезлый постоялый двор; трактир, из которого доносился слабый запах пролитого эля; кузня с длинными поленницами у горна; мастерская кожевника, откуда немилосердно воняло; лесопилка с заполненным грудами нарезанных досок двором. Дом управителя24 выходил на площадь – собственно, это была даже не площадь, а немного более широкий участок улицы в центре села, похожей на проглотившую яйцо змею.
Цирюльник остановил повозку на околице. Достал барабан и колотушку и протянул Робу:
– Бей в него.
Инцитат уже понял, чем они собираются заняться. Он поднял голову и громко заржал, поднимаясь на дыбы. Роб гордо забил в барабан, заражаясь тем возбуждением, которое они вызвали по обе стороны улицы.
– Нынче вам предстоит развлечение, – выкрикивал Цирюльник, – а вслед за тем лечение недугов и разных хворей, как серьезных, так и пустяковых!
Кузнец, у которого под грязной кожей так и перекатывались бугры мышц, глядел им вслед, позабыв раздувать мехи. Двое мальчишек на лесопилке перестали укладывать доски в штабеля и побежали на призывный грохот барабана. Один вдруг повернулся и помчался в противоположную сторону.
– Ты куда, Джайлс? – крикнул ему вдогонку товарищ.
– Домой. Позову Стивена и всех остальных.
– Забеги по пути к моему брату, позови всех и оттуда!
Цирюльник одобрительно кивнул головой.
– Всем передай! – крикнул он.
Из домов стали выходить женщины, перекликались между собой, а детишки высыпали на улицу, подняв страшный гвалт, и вскоре догнали стаю собак, уже мчавшихся с истошным лаем за красной повозкой.
Цирюльник медленно проехал из конца в конец улицы, развернулся и поехал обратно.
Старик, гревшийся на солнышке возле постоялого двора, открыл глаза и, увидав царивший переполох, улыбнулся беззубым ртом. Из трактира вышли несколько гуляк с чарками в руках, а за ними и подавальщица, которая поспешно вытирала о передник мокрые руки; глаза у нее сияли.
На маленькой площади цирюльник остановился. Из повозки он извлек четыре складные скамеечки и поставил их
