Люди, посланные Кандраси, в то утро проследили Карима до самого дома Ибн Сины. Муллы вместе с воинами ворвались в каменную башню и схватили любовников.
– А что же евнух?
В мгновение ока Ибн Сина окинул Роба взглядом, и тот испытал отвращение к самому себе – он понял, какие тайны приоткрывает сам этот вопрос. Однако Ибн Сина лишь печально покачал головой:
– Вазиф погиб. Если бы они не убили его, подкравшись из-за угла, он никого бы не допустил в башню.
– Чем же мы можем помочь Кариму и Деспине?
– Помочь им может один только шах Ала ад-Даула, – ответил Ибн Сина. – Надо повергнуть прошение к его стопам.
Вместе с Ибн Синой Роб поехал по улицам Исфагана, а встречные отводили в сторону глаза, не желая унижать Ибн Сину своей жалостью.
В Райском дворце их встретил Капитан Ворот. Он проявил любезность, положенную в отношении Князя лекарей, но вместо шахского кабинета провел их в передний покой.
Фархад покинул их, но вскоре возвратился и сказал: царь весьма опечален тем, что сегодня не может уделить им время.
– Мы подождем, – сказал на это Ибн Сина. – Быть может, явится какая-нибудь возможность.
Фархад радовался падению могущественного царедворца. Кланяясь Робу, он даже улыбнулся.
Они прождали весь день, а к вечеру Роб проводил Ибн Сину домой. Утром они возвратились во дворец. Фархад по-прежнему стремился сохранять всю свою любезность. Он проводил их в ту же переднюю и позволил томиться там ожиданием, хотя скоро стало ясно, что шах не примет их. Тем не менее они ждали. Ибн Сина почти не разговаривал. Один раз он вздохнул:
– Мне она всегда была все равно что дочь. – Помолчал, потом добавил: – Чем впрямую столкнуться с визирем, шаху куда легче делать вид, что решительный удар, нанесенный Кандраси, для царя лишь мелкий укол.
Весь второй день они провели в стенах Райского дворца. Постепенно становилось ясно: невзирая на всю славу и влияние Князя лекарей, несмотря на то, что Карим был любимцем царя, шах Ала ничего предпринимать не станет.
– Он предпочитает сдать Карима с потрохами имаму Кандраси, – мрачно сказал Роб. – Будто они играют между собой в шахскую игру, а Карим – лишь фигура, которой можно пожертвовать без больших сожалений.
– Через два дня состоится Большой прием, – проговорил Ибн Сина. – Надо облегчить шаху задачу помочь им. Я при всех обращусь к нему с просьбой о помиловании. Я – муж обвиняемой, а Карима любят все. Народ поднимет крик в поддержку моего прошения о спасении героя чатыра. Шаху останется лишь представить дело так, что он проявляет милосердие, идя навстречу желанию своих подданных. – Если произойдет так, – добавил Ибн Сина, – Кариму, вероятно, дадут двадцать ударов палкой, а Деспину подвергнут порке и запретят ей до конца жизни покидать дом мужа.
Но при выходе из Райского дворца они встретили аль– Джузджани, который ожидал их там. Мастер-хирург любил Ибн Сину не меньше, чем все остальные. Из любви он и взял на себя задачу сообщить им дурные вести.
Карима и Деспину уже судил шариатский суд. Выступили три свидетеля, все трое почтенные муллы. Ни Карим, ни Деспина не пытались отрицать свою вину – несомненно, ради того, чтобы избежать пытки. Муфтий, судья, приговорил их обоих к смертной казни, которая должна свершиться завтра поутру:
– Женщина Деспина подлежит отделению головы от туловища. Кариму Гаруну надлежит вспороть живот.
Роб растерянно переглянулся с Ибн Синой. Он ожидал, что Учитель скажет аль-Джузджани, каким еще образом можно спасти Карима и Деспину, но старик лишь покачал головой.
– Исполнение приговора мы отвратить не можем, – сокрушенно проговорил он. – В наших силах лишь позаботиться о том, чтобы смерть пришла к ним милосердно.
– Тогда нужно кое-что сделать, – тихо сказал аль– Джузджани. – Подкупить кого нужно. А вместо лекарского помощника в тюрьму калантара надо послать врачевателя, которому мы можем доверять.
Весенний воздух был теплым, но Роба продрал мороз по коже.
– Пусть это буду я, – сказал он.
В ту ночь он не смог уснуть. Поднялся еще до зари и поехал на гнедом по темным городским улицам. Оказавшись у дома Ибн Сины, Роб в глубине души еще надеялся разглядеть во мраке фигуру евнуха Вазифа. В комнатах обеих башен не было ни света, ни жизни.
Ибн Сина передал ему кувшин виноградного сока.
– Сок густо насыщен производными опия и порошком чистого семени конопли под названием буинг, – наставлял он Роба. – В этом есть известный риск. Они должны выпить как можно больше этого напитка. Но если кто-то из них выпьет чересчур много и не сможет идти на казнь своими ногами, то вместе с ними умрешь и ты.
– С Божьей помощью, – кивнул Роб, чтобы подтвердить: смысл наставления он вполне понял.
– Да будет милостив к тебе Аллах, – откликнулся Ибн Сина, и не успел Роб выйти из комнаты, как Учитель стал нараспев читать стихи из Корана.
В тюрьме Роб объявил часовому, что он лекарь, и получил стражника в сопровождение. Сначала они направились к тем камерам, где содержались женщины. В какой-то из них – это было отчетливо слышно – женщина то напевала, то безутешно рыдала. Роб испугался, что эти безумные звуки издает Деспина, но ошибся. Она спокойно ожидала своей участи в крошечной камере, немытая, не надушенная, со спутанными прядями волос. Ее худенькое стройное тело закутали в грязные черные одеяния.
Роб поставил на пол кувшин с буингом, подошел к Деспине и откинул ее вуаль.
– Я принес тебе питье.
Впоследствии он всегда станет думать о ней как о femina202, словно вобравшей в себя черты его сестры Анны-Марии, жены Мэри, той продажной девки, что обслуживала его в повозке на майдане, да и вообще всякой женщины, какую он только встречал на своем жизненном пути.
В глазах Деспины стояли слезы, однако от буинга она твердо отказалась.
– Ты должна это выпить. Это поможет тебе.
Она отрицательно покачала головой. «Я и так скоро буду в раю», – молили и убеждали Роба ее полные страха глаза.
– Отдай лучше ему, – прошептала она, и Роб простился с Деспиной.
Гулким эхом отдавался в коридоре каждый шаг, когда Роб вслед за стражником прошел вдоль рядов камер, спустился по двум коротким лестничным пролетам, снова оказался в таком же каменном туннеле, вошел в такую же тесную камеру.
Друг его был бледен.
– Значит, ты, европеец!
– Я, Карим.
Они обнялись, крепко сжимая друг друга.
– А она?..
– Я был у нее только что. Она держится молодцом.
– Я ведь, – вздохнул Карим, – несколько недель даже не слышал ее голоса! Вот и пошел тогда, чтобы хоть услышать, ты понимаешь? Я был совершенно уверен, что слежки за мной нет.
Роб кивнул.
У Карима дрогнули губы. Он схватил протянутый ему кувшин и пил жадно, вобрав в себя две трети содержимого, прежде чем вернул.
– Это поможет. Ибн Сина изготовил
