Но он ведь не ведьма!
Роб возблагодарил Бога за то, что Мэри с детьми сейчас не с ним. Хотел было попросить разрешения пойти в часовню, помолиться, но знал, что не получит на это позволения, поэтому беззвучно помолился прямо здесь. Попросил Бога оградить его от зашивания в мешок вместе с петухом, змеей и камнем, от того, чтобы быть брошенным в глубокие воды.
Тревожило его и то, каких свидетелей могут призвать: вызвали ли тех лекарей, которые слышали, что он заглядывал внутрь человеческих тел, или ту женщину, которая видела, как он лечил ее мужа, а тот застыл и на губах его выступила пена. Или же этого грязного негодяя Ханна – тот способен выдумать все, что угодно, лишь бы выставить Роба ведуном и тем избавиться от него.
Но знал он и другое: если судьи уже пришли к определенному решению, свидетели им вообще ни к чему. Его разденут, увидят обрезание, а потом станут осматривать, пока не решат, что нашли метку дьявола. Несомненно, для получения признаний у них не меньший арсенал средств, чем у имама Кандраси.
Боже правый…
Времени для размышлений у Роба было предостаточно, и страх его все рос и рос. После полудня его вызвали пред очи церковного начальства. В массивном дубовом кресле восседал пожилой косоглазый епископ, облаченный в полинявший коричневый шерстяной стихарь, епитрахиль и ризу. Из разговоров в передней Роб узнал, что это Эльфсиг – ординарий210 церкви Святого Павла, не ведающий милосердия при назначении наказаний. Справа от епископа помещались два священника средних лет, в черных облачениях, а слева – молодой монах-бенедиктинец в рясе темно-серого цвета.
Служитель поднес Священное Писание, Робу велели поцеловать крест и принести на Писании клятву давать только правдивые показания. Начиналась обычная процедура.
– Назови свое имя! – Эльфсиг сверлил Роба глазами.
– Роберт Джереми Коль, ваше преосвященство.
– Где проживаешь, каков род занятий?
– Я лекарь с улицы Темзы.
Епископ кивнул одному из священников, сидевших по правую руку.
– Совершили ли вы в двадцать пятый день декабря минувшего года, вместе с неким евреем, нападение без всякого повода на мастера Эдгара Бурстана и господина Вильяма Симсона, свободнорожденных лондонцев, христиан прихода святого Олафа?
На миг Роб был озадачен, но затем почувствовал огромное облегчение – он понял, что его обвиняют не в колдовстве. Моряки донесли, что он заступился за еврея! Невелико преступление, даже если его за это и осудят.
– Вместе с евреем из Нормандии, именем Давид бен Аарон, – уточнил епископ, отчаянно моргая. Должно быть, видел он совсем уже плохо.
– Доселе я ни разу не слыхивал ни имени этого еврея, ни имен жалобщиков. Но матросы сообщили вам неправдивые сведения. Именно они совершенно несправедливо, как разбойники, напали на этого еврея. Потому-то я и вмешался.
– Вы христианин?
– Я крещен.
– Вы постоянно посещаете службы?
– Нет, ваше преосвященство.
Епископ презрительно хмыкнул и с мрачным видом кивнул.
– Введите свидетеля, готового дать показания под присягой, – велел он серому монаху.
Стоило Робу увидеть свидетеля – и чувства облегчения как не бывало.
Чарльз Босток надел по такому поводу богатый наряд, шею украшала тяжелая золотая цепь, а на пальце сверкал большой перстень с печаткой. Отвечая на обычные вступительные вопросы, он поведал суду, что был возведен королем Гартакнутом в достоинство тэна – награда за совершенные им три опасных путешествия по торговым делам. Еще он был почетным каноником церкви святого Петра. Члены церковного суда отнеслись к нему с надлежащим почтением.
– Позвольте спросить, мастер Босток, известен ли вам этот человек?
– Это Иессей бен Беньямин, лекарь-еврей, – заявил Босток не задумываясь.
Епископ уставился на купца подслеповатыми глазами.
– Вы уверены в том, что касается его еврейского исповедания?
– Ваше преосвященство, четыре-пять лет тому назад я путешествовал по Византийскому патриархату, закупая товары и выполняя поручение его святейшества Папы Римского. В городе Исфагане услышал я об одной женщине-христианке, которая оказалась в Персии в совершенном одиночестве по смерти своего отца-шотландца и вышла затем замуж за еврея. Получив от них приглашение прийти в гости, я не стал противиться желанию побывать в их доме и самолично удостовериться в справедливости слухов. Там я – к своему огорчению и отвращению – убедился в том, что слухи не лгали. Она истинно была женой этого человека.
– Уверены ли вы, благородный тэн, что это тот самый человек? – впервые подал голос монах.
– Вполне уверен, святой брат. Несколько недель назад он появился на моей пристани и пытался содрать с меня немалый куш за то, что искалечил одного из моих невольников, платить я, разумеется, отказался. А увидев его лицо, я сразу понял, что где-то видел его раньше. Стал вспоминать и наконец вспомнил. Он и есть тот самый еврей из Исфагана, ни малейших сомнений. Развратитель христианок. Тогда, в Персии, христианка уже успела родить одного ребенка от этого еврея и затяжелела от него вновь.
Епископ подался вперед:
– Напоминаю о принесенной торжественной клятве. Каково же твое подлинное имя, господин?
– Роберт Джереми Коль.
– Этот еврей лжет, – откликнулся Босток.
– Мастер купец, – вмешался монах, – вы видели его в Персии только один раз?
– Да, то был единственный раз, – нехотя признал Босток.
– И вы с тех пор не видели его на протяжении пяти лет?
– Скорее четырех, чем пяти. Но в остальном это так.
– И все же уверены, что это он?
– Уверен. Говорю же вам, у меня нет ни малейших сомнений.
– Вот и хорошо, тэн Босток, – кивнул ему епископ. – Примите нашу благодарность.
Пока купца провожали из зала суда, церковники не сводили глаз с Роба, а он всеми силами старался сохранить спокойный вид.
– Если ты действительно свободнорожденный христианин, то не кажется ли тебе странным, – сухо вопросил епископ, – что ты оказался перед нашим судом по двум отдельным обвинениям, причем одно касается того, что ты помогал некоему еврею, а второе связано с тем, что ты и сам являешься евреем?
– Меня зовут Роберт Джереми Коль. Крещен я был в полумиле отсюда, в церкви Святого Ботульфа. В церковную книгу вписано мое имя. Отца моего звали Натанаэлем, он был подмастерьем в лондонском цехе плотников. Похоронен он на кладбище при церкви Святого Ботульфа, как и моя мать, Агнесса, которая при жизни была портнихой и вышивальщицей.
– Вы посещали школу при церкви Святого Ботульфа? – холодным тоном обратился к Робу монах.
– Всего два года.
– Кто преподавал там Священное Писание?
Роб закрыл глаза и наморщил лоб:
– Был там отец… Филиберт. Да, точно, отец Филиберт.
Монах вопросительно взглянул на епископа, тот пожал плечами и покачал головой:
– Имя Филиберт мне незнакомо.
– Тогда латынь.
