К тому времени, когда я снова записал Марли на занятия, он уже перестал быть тем малолетним хулиганом, который когда-то отличился там своим поведением. Он все еще был диким, как кабан, но теперь он уже усвоил: я – его хозяин, а он – мой подчиненный. На этот раз почти не было позывов побежать к другим собакам и никаких неконтролируемых обнюхиваний. Все восемь занятий я держал его на коротком поводке, а он был на седьмом небе от счастья поработать вместе. На последнем занятии наш инструктор – спокойная женщина, полная противоположность мисс Строгий Взгляд – сказала нам выйти вперед. «Итак, – произнесла она, – покажите, чему вы научились».
Я приказал Марли сесть, и он аккуратно опустился на землю. Я поднял сдерживающий ошейник твердым рывком и приказал ему идти рядом. Потом мы пробежали до автостоянки и обратно. Марли трусил рядом, его плечо терлось о мою ногу, согласно требованиям инструкции. Я снова приказал ему сесть, встав прямо перед ним и указывая пальцем на его лоб. «Сидеть», – сказал я уверенным тоном и отпустил поводок. Затем сделал несколько шагов назад. Его большие карие глаза внимательно следили за мной, ожидая малейшего знака с моей стороны, но не тронулся с места. Я сделал круг. Марли трепетал от возбуждения и крутил головой, не отрывая взгляда, однако не прыгал вперед. Вновь поравнявшись с ним, ради смеха я щелкнул пальцами и крикнул: «Ко мне!» Он сорвался с места так, словно увидел вкусную косточку. Инструктор прыснула со смеху. Это было добрым знаком. Повернувшись к нему спиной, отошел на три метра. Я чувствовал, как его взгляд буравит мне спину, но он удержался. А когда повернулся, пса била дрожь. Вулкан готовился к извержению. Затем, расставив ноги пошире, я принял боксерскую стойку и приказал: «Марли… – я выдержал паузу, – ко мне!» Он бросился ко мне во весь опор, и я приготовился. В последний момент мне удалось ловко отпрянуть в сторону с грациозностью тореадора, и он пронесся мимо, а затем повернул назад и уткнулся в меня носом сзади.
– Хороший мальчик, Марли! – вырвалось у меня, и я опустился на колени. – Молодец, молодец, молодец, мой мальчик! Хороший мальчик!
Он танцевал вокруг меня, будто мы только что вместе покорили Эверест.
Чуть позже инструктор подозвала нас и выдала Марли диплом. Собака прошла базовый курс дрессировки, заняв седьмое место в группе. Какое имеет значение, что занятия посещали всего восемь собак, и восьмым стал питбуль-психопат, который, казалось, при первой возможности убьет человека? Меня вполне устраивало, что Марли, мой безнадежный, недисциплинированный пес, который плохо поддавался обучению, сдал экзамен. Я был так горд, что хотел заплакать от радости, и я реально прослезился бы, если бы Марли не подпрыгнул и мгновенно не схватил свой диплом.
По дороге домой я в полный голос распевал We Are the Champions.[17] Марли передались мои радость и гордость, и он облизал мне ухо. Большая редкость – я не возражал.
* * *Конечно, я еще многому не научил Марли. Мне нужно было искоренить наихудшую из его привычек – привычку набрасываться на людей. Неважно, был ли это приятель или чужой человек, ребенок или взрослый, электрик, снимающий показания счетчика, или водитель службы курьерской доставки. Марли приветствовал всех одинаково: несся на полной скорости к двери, скользил по полу, подпрыгивал и клал передние лапы на грудь или плечи, одновременно облизывая лицо гостя. Когда он был милым щенком, это умиляло, но теперь стало невыносимо, даже ужасно для некоторых объектов его навязчивой симпатии. Он путался под ногами у детей, пугал гостей, пачкал рубашки и блузки наших знакомых, а однажды едва не сбил с ног мою ослабевшую маму. Никому это не нравилось. Я безуспешно пытался отучить его прыгать, используя стандартные приемы дрессировки. Пес не понимал, чего от него хотят. И вот один уважаемый мною опытный владелец собаки как-то посоветовал:
– Если хочешь отучить его от этого, в следующий раз, когда он прыгнет на тебя, дай ему легонько коленкой под дых.
– Но я не хочу причинять ему боль, – возразил я.
– Не волнуйся, ему не будет больно. Несколько хороших тычков коленом, и гарантирую, он перестанет прыгать.
Это был тяжелый период. Марли предстояло или измениться, или покинуть нас. Вернувшись на следующий вечер с работы, я нарочно крикнул, стоя в дверях: «Я дома!» Как обычно, Марли на полной скорости помчался по деревянному полу, чтобы поприветствовать меня. Последние метры он проехал, как по льду, а потом поднялся, чтобы упереться лапами мне в грудь и чмокнуть меня в нос. Как только он коснулся меня лапами, я легонько ударил его коленом, целясь под дых. Он заскулил и опустился на пол, растерянно глядя на меня и стараясь понять, что на меня нашло. Он всегда наскакивал на меня. За что этот неожиданный удар?
На следующий вечер я повторил наказание. Пес прыгнул, я толкнул его коленом, и он упал на пол, откашливаясь. Мне не хотелось становиться тираном, но если это единственный способ спасти Марли, то дело нужно было довести до конца. «Прости, приятель, – извинился я и наклонился к нему, чтобы он мог облизать меня, стоя всеми четырьмя лапами на полу. – Это ради твоего же блага».
В третий раз он выбежал мне навстречу из-за угла и, приближаясь, начал свой коронный номер со скольжением. Однако тогда Марли изменил своей привычке. Вместо того чтобы прыгнуть, он, не отрывая лап от пола, врезался головой в мои колени, едва не сбив меня с ног. Я расценил это как победу. «Ты сделал это, Марли! Ты сделал это! Хороший мальчик! Ты не прыгнул!» И я присел, чтобы он мог обслюнявить меня без риска получить вероломный удар под дых. Я был потрясен. Марли удалось убедить.
Однако проблема оставалась. Возможно, он больше не будет наскакивать на меня, но это не означало, что он будет вести себя так же и с остальными. Пес был достаточно сообразителен, чтобы понять: только я
