Уил-Лежер только что загрузили углем, из её труб валил дым, похожий на кудряшки завитого парика.
— Возможно, вам известно, — сказала Клоуэнс, — но до недавнего времени я была помолвлена.
— Да, Валентин что-то говорил. Надеюсь, я не... — он запнулся.
— Нет, не вы. По крайней мере...
— Кто тот несчастный, что был так беспечен и позволил вам ускользнуть? Мне его жаль.
— Но не меня?
— Не думаю, что вы в самом деле его любили, не верю, что хотели быть с ним в горе и в радости.
— Ох, Том, мне так неловко!
— Я этого не хотел. Помоги мне, Боже, кажется, я забрёл на минное поле?
Она рассмеялась.
— Возможно, нам следует сменить тему. Об этом даже мне сложно спокойно рассуждать — по крайней мере, пока. Я лишь хотела, чтобы вы знали, хотела предупредить, что...
— Кто обжёгся на молоке, дует на воду?
— Я не хотела так говорить, но думаю, вы правы.
— Огонь может не только обжигать, но и греть. Однако... давайте не будем на этом останавливаться. Вы хотите что-нибудь знать обо мне?
Клоуэнс смотрела на него — крепкий, смуглый, с не слишком хорошей для такого молодого человека кожей, но здоровой. Когда улыбается, видны неровные зубы, но улыбку это не портит. Привлекательный и без вызывающей опасения агрессивной мужественности Стивена. А чувства юмора у него, должно быть, больше, чем у любого из её прежних поклонников, думала Клоуэнс. Даже в самом восторженном настроении в его поведении ощущалась тень самокритичной иронии.
— Разумеется, нет, — сказал он, подождав минуту. — Но всё же я немного расскажу. Мне двадцать три, я учусь на последнем курсе колледжа Иисуса в Кембридже. У меня есть брат, старший, и три сестры — младших. Наша семья не бедна и не богата. Мои родители живут в Хэмпшире, но у них есть собственность в Фалмуте и Пензансе. Я изучаю право и намерен заниматься этим профессионально. Но моя конечная цель — жить в Корнуолле, возможно, стать управляющим одного или нескольких больших землевладений... — он прервался. — Конечно, всё это следовало рассказать вашему отцу, и в должное время, получив от вас хоть незначительное одобрение. Но если я верно понял, в вашей семье дочери даны исключительные права и свобода выбора, и ваше личное решение перевесит все остальные доводы.
Они шли вперёд. Стайки птиц разлетались перед ними, потревоженные их приближением.
— А что это за птицы? — спросил Том.
— Что? Птицы? Это песчанки.
— Песчанки.
— И немного ржанок. Они часто прилетают в это время года. А другие, те что держатся поодаль — утки-турпаны.
— А в той стороне, на скалах, это ваша шахта?
— Да.
— Про неё мне рассказывала Изабелла-Роуз.
Они немного прошли в молчании.
— А вы? — наконец заговорила Клоуэнс.
— Что?
— Что вы хотите знать обо мне?
Он внимательно смотрел на неё, и Клоуэнс смутилась от его взгляда.
— О вас? — сказал он. — Я хочу знать о вас всё. Но мне не нужно ничего знать.
IVДжереми ушёл вместе с Полом в «Герб пройдохи». Спустя некоторое время к ним присоединился Стивен. Там все трое сидели, пили и болтали, делясь друг с другом взглядами на жизнь. И ни один из молодых людей не знал, каким переломным моментом станет для них этот вечер.
— Похоже, война совсем скоро закончится, — сказал Джереми. — Должен же когда-то быть положен конец превосходству Бонапарта.
— Однако, как бы скоро война ни кончилась, нашему предприятию это уже не поможет, — сказал Пол.
— Я намерен уехать на пару недель, — сказал Стивен. — В Бристоль, может, найду подходящий корабль. Если продать мою долю в Лежер, вероятно, удастся вернуть вложенные средства. Это небольшой капитал, но приватиры могут действовать, только пока длится война.
— Даже если французы сдадутся, — ответил Пол, — в чём я сомневаюсь, нам предстоит еще воевать с Соединёнными Штатами.
К ним подошла Эмма с тремя полными пивными кружками.
— Я не стала ждать, пока попросите, знаю — вы, красавчики, прямо как часы! Как раз вовремя, верно?
— А где Нед? — наигранным шёпотом спросил Стивен. — Скрылся с глаз долой? Не пора ли подарить мне поцелуй?
Она выпустила из рук краешек юбки и рассмеялась.
— Не позволяй себе лишнего. Он суров, когда разозлится.
— А я рискну, — многозначительно сказал Стивен. — Я всё же рискну.
Эмма вышла, смеясь ещё больше, но едва щёлкнула задвижка, они протрезвели. У всех троих было мало поводов для веселья. Однако Джереми и Стивен оказались теперь в очень похожем положении — оба одинаково отвергнуты и обмануты, оба натянули одинаковые клоунские маски. Конечно, в обстоятельствах имелись огромные различия, как и в шансах получить желаемое. Джереми знал — Стивен до сих пор более чем уверен, что Клоуэнс в конце концов одумается. Стивен даже репетировал с Джереми — который категорически отказывался высказывать своё мнение — что мог бы сказать Клоуэнс, когда она заглянет в сторожку, или при случайной встрече.
Обычно разлука заставляет сердца биться сильнее. И хотя Стивен не говорил об этом открыто, читая его намёки и даже молчание, Джереми понимал, что он клянёт себя за глупость, за то, что смирился с запретами Клоуэнс на близость. Теперь Стивен наверняка считал — следовало наплевать на них и, может быть, взять её силой. В сущности, женщины никогда по-настоящему не противятся грубой силе, не отвергают её (и не одна говорила ему, что втайне об этом мечтала). Может, Клоуэнс и другая, но уж не настолько. А если бы он её взял — за этим немедленно последовал бы брак. Возможно, они бы ссорились, могло дойти и до рукоприкладства, но тогда они были бы связаны и жили вместе, и она лишилась бы своей пылкой независимости.
С октября имя Стивена связывали с одной девушкой за другой, но в основном — с Лотти Кемпторн, долговязой дочкой Чарли Кемпторна, который плохо кончил много лет назад, выдав местных контрабандистов. Обеих его маленьких тощих дочерей забрала к себе тётушка из Сент-Агнесс и воспитала как собственных детей. Мэй вышла замуж за башмачника и уехала, но Лотти в свои двадцать пять или двадцать шесть всё ещё оставалась не замужем, а год назад её изгнали из дома тётки за неподобающее поведение. Позже Лотти неохотно приняли обратно, но репутация девушки была испорчена. Её вряд ли можно было назвать
