– Однако боль, внушенная вашей сестрой, показалась мне очень даже реальной.
– Потому что ее нервная система вошла в прямой контакт с вашей. Если ваш мозг убежден, что тело чувствует боль, тогда тело действительно ее чувствует.
Торн произнес это спокойно, как вполне очевидную истину. Он вел себя чуточку любезнее, но не расстался со своей снисходительной миной.
– И какие же ощущения Драконы способны внушить человеку, когда нападают на него? – тихо спросила Офелия.
– Боль, переломы, кровотечение, тяжкие увечья, – бесстрастно перечислил Торн. – Все зависит от таланта нападающего.
Теперь Офелия и вовсе не осмеливалась глядеть на его шрамы. Неужели это дело рук членов его собственного клана? И как он может называть такое возмездие «талантом»?! Она прикусила шов своей перчатки. Обычно она не позволяла себе такой вольности при посторонних, но сейчас не могла сдержаться.
Ей вспомнились наброски Аугустуса, и воспоминание обожгло ее, как пощечина. Вот она, ее новая семья. Охотники с безжалостными глазами, способные убивать зверей голыми руками. Офелия даже представить себе не могла, как ей жить среди этих людей.
– Теперь я понимаю, о чем вы говорили мне в дирижабле, – призналась она.
– Вы боитесь? Вот уж это на вас не похоже.
Офелия подняла на Торна удивленный взгляд, но боль в шее тотчас вынудила ее опустить голову. Однако то, что она успела заметить, заставило ее призадуматься. Стальные глаза смотрели на нее высокомерно и отстраненно, но в них уже не было презрения. Скорее холодный интерес – как будто эта маленькая невеста оказалась не такой уж серенькой мышкой, какой он считал ее прежде.
Офелия не смогла скрыть негодования:
– Как вы можете судить, что на меня похоже, а что нет?! Вы до сих пор не удосужились лучше узнать меня!
На этот выпад Торн не ответил ни слова. Молчание затянулось. Офелия не знала, что ей делать. Глупо было торчать перед человеком, который стоял, опустив руки, недвижный, как скала, и слишком высокий, чтобы можно было увидеть выражение его глаз.
Девушку вывел из затруднения внезапный грохот в глубине библиотеки. Словарь соскользнул с колен тетушки Розелины на паркет. Старая дуэнья с перепугу проснулась, сонно оглядела зал и наконец заметила у окна Торна и Офелию.
– Это еще что за вольности?! – возмущенно вскричала она. – Будьте любезны отступить на шаг, господин Торн! Вы стоите слишком близко к моей племяннице! Вот когда вас свяжут с ней священные узы брака, тогда делайте все, что вам заблагорассудится!
Ухо
– Сядьте! Встаньте! Сядьте… Нет, не так! Мы уже сто раз это повторили, моя милая, неужели так трудно запомнить?!
Беренильда опустилась в кресло гостиной с той естественной грацией, которая отличала каждое ее движение. И сразу встала, все с тем же изяществом.
– Вот так! Вы не должны плюхаться на сиденье, как мешок с углем. Женщина обязана быть гармоничной, как музыкальная партитура. Сядьте! Встаньте! Сядьте! Встаньте! О нет, нет, нет!
Слишком поздно: Офелия плюхнулась на пол, сев мимо стула. От бесконечных упражнений у нее закружилась голова.
– Прошу вас, мадам, может быть, остановимся? – спросила она, поднимаясь. – Я слишком долго это повторяю, чтобы сделать правильно.
Беренильда подняла изящные брови и с коварной усмешкой обмахнулась веером.
– Я убедилась, что вы очень работоспособны, милое мое дитя. И достаточно дерзки, чтобы скрывать свою выносливость под жалобными, покорными минами.
– Я не считаю себя ни дерзкой, ни покорной, – спокойно парировала Офелия.
– Беренильда, позволь передохнуть бедной девочке! Ты же видишь, ее ноги не держат!
Офелия благодарно улыбнулась бабушке, которая вязала, сидя у камина. Старая дама всегда была невозмутима и безмолвна, как черепаха. Но если уж она вмешивалась в разговор, то, как правило, защищала гостью.
Офелия и впрямь падала от усталости. Беренильда вытащила девушку из постели в четыре часа утра, капризно заявив, что ее подопечной необходимо работать над осанкой. Она заставила Офелию ходить с книгой на голове, спускаться и подниматься по лестнице замка и теперь, уже больше часа, терзала ее зарядкой со стулом.
С тех пор как поток гостей иссяк, Беренильда целыми днями занималась перевоспитанием девушки: учила ее выбирать платья, разливать чай, делать комплименты, четко произносить слова… На Офелию сыпалось такое множество наставлений, что она не запоминала и половины.
– Ну хорошо, мама, – вздохнула Беренильда. – Я устаю от этих занятий гораздо больше, чем наша дорогая крошка. Обучать ее хорошим манерам – тяжелый труд!
Офелия подумала: напрасно Беренильда старается. Все равно грациозная и остроумная невеста из нее никогда не выйдет. И вообще, есть столько других, гораздо более важных вещей, к которым ее можно было бы приобщить! Но вслух она, конечно, этого не произнесла. Перечить Беренильде – значило подвергать себя опасности.
Зато Офелия теперь беседовала с Торном. Правда, это случалось крайне редко – когда он отрывался от своих папок или разговоров по телефону. Он был напряжен и скуп на слова, но никогда не отваживал ее. С каждым днем Офелия все больше и больше узнавала от него об обычаях и нравах Драконов, о жестах и словах, которых следовало избегать в их присутствии.
Единственной темой, которую они оба никогда не затрагивали, был их брак.
– Будьте добры, дитя мое, передайте мне сигареты, – отвлек девушку от размышлений голос Беренильды. – Они вон там, на камине.
Офелия принесла портсигар, и Беренильда дружеским жестом указала ей на соседнее кресло.
– Я признаю, что была довольно строга в последнее время. Ну, посидите же со мной, отдохните.
Девушка предпочла бы выпить чашку кофе на кухне, но пришлось потакать капризам хозяйки.
– Возьмите сигаретку, – велела ей Беренильда.
– Нет, благодарю, – отказалась Офелия.
– Берите, берите, говорю вам! Курительные салоны – места общения, которыми нельзя пренебрегать, так что готовьтесь к этому уже сейчас.
Офелия с отвращением взяла сигарету.
– Ну-ка, попробуйте! – безжалостно приказала Беренильда, протягивая ей зажигалку.
Офелия вдохнула дым и закашлялась до слез. Сигарета выпала у нее из пальцев, и она едва успела подхватить ее, чтобы не прожечь шарф. Отдышавшись, девушка твердо решила, что это будет ее последний опыт курения.
Беренильда издала журчащий смешок.
– Господи, да есть ли что-нибудь на свете, что вы умеете делать как положено?!
Но смех внезапно прервался. Офелия, все еще кашляя, проследила за ее взглядом, устремленным на открытые двери гостиной. В дверях стоял Торн с почтой в руках и молча наблюдал за этой сценой.
– Иди же к нам, – сладким голосом позвала Беренильда. – Мы тут слегка развлекаемся!
Офелия отнюдь не развлекалась: легкие у нее горели огнем. Что касается Торна, он был верен себе: стоял на пороге, мрачный и неподвижный, как служащий погребальной конторы.
– У меня работа, – наконец буркнул он и удалился.
Улыбка Беренильды лишилась своей обычной медоточивости, и она произнесла почти сердито:
– Я не узнаю нашего мальчика!
Тем временем Офелия пыталась успокоить шарф, который разматывался и норовил соскользнуть с ее шеи. Инцидент с сигаретой привел его в ужас.
Лучезарные глаза Беренильды обратились к окну, за которым висели тяжелые грозовые тучи.
– Какие чувства вы питаете к Торну? – вполголоса спросила она. – Я разгадываю эмоции любого человека по его лицу, но ваше остается для меня тайной.
– Никаких особенных чувств я не питаю, – ответила Офелия, пожав плечами. – Я слишком мало знаю этого человека, чтобы высказаться на сей счет.
– Глупости!
Беренильда рывком развернула свой веер и принялась яростно им обмахиваться.
– Глупости, – повторила она чуть спокойнее. – Полюбить человека можно с первого взгляда. И к тому же чем меньше люди знают друг друга, тем горячее их любовь.
Это были горькие слова, но Офелия не страдала избытком сентиментальности, чтобы принять их на свой счет.
– Я увлечена вашим племянником не больше, чем он мной.
Беренильда пристально
