– Все понял! И все приготовлю, Дмитрий Сергеевич! А чего это вы решили вверх подняться? Там же пороги?.. А? Понял! Все, все… сказал же: понял, мне какая разница? Вы только с собой больше шалман не тащите.
– Клиентов этих из Рахтура Ефим пусть завтра же отправляет! И по-тихому, ясно?
– Ясно, ясно!
– Работай, Яков Петрович! До встречи!
– До встречи!
Начальник прииска положил трубку. То же самое сделал и Голонин. Кивнул на телефон, обращаясь к Коновалову:
– Горяч! Не любит, когда против слово скажешь!
– Это насчет шалмана?
– И насчет него тоже. И потом, с чего вдруг решил наверх податься, какая там рыбалка?
– А если в протоках?
– Ну если только так! Но раньше-то все больше на открытой воде промышляли.
– Жилин – начальник, захотелось ему в протоки, и баста! А ты молчи и исполняй, потому что по сравнению с ним ты, несмотря на свой почтенный возраст, – так, грязь из-под ногтей, извини, конечно, не в обиду будь сказано!
Яков Петрович тяжело вздохнул:
– Да за что извиняться? Если так оно и есть. Так, подсобный материал. Вот скоро придется по его воле на двое суток отчалить, а я далеко не молодой, мог кого и другого послать на реку!
– Ну ладно, пошел он к черту, – пригласил к столу бывший начальник отряда. – Начнем, а то и слюной недолго подавиться.
– Ты прав, Егорыч, наливай!
Яков Петрович сделал свое дело. Он сообщил кому надо, что люди, которых планировалось привлечь к дерзкой, опасной, но и прибыльной акции, могут собраться через пятнадцать дней в условленном месте. Остается, правда, неизвестным, как на предложение участвовать в преступлении сразу после отсидки отнесутся Серый с Малым. Но Яков Петрович был почему-то уверен, что дело выгорит. Куда им, бедолагам, по большому счету деваться-то?
А поэтому взял стакан и бутерброд с ароматным салом, медленно, смакуя, выпил жидкость крепостью никак не меньше семидесяти градусов. И не поморщился. Закалка! После посиделок с бывшим ментом Яков Петрович прошел до дома деда Ефима, вызвал того на улицу, чтобы бывшие зэки не видели, передал приказание Жилина. Выпустил он Настю через три часа, как вернулся домой. Замерзшую, трясущуюся, сразу же юркнувшую за печь, на свою лежанку. Яков Петрович удовлетворенно хмыкнул: будет, сучара, знать, кто над ней полновластный хозяин!
Утренняя побудка для бывших зэков была тяжкой. Первым, вероятно, от неудобного положения – в углу между столом и скамьей, очнулся Серый. Он загромыхал лавкой, отодвигая ее от себя, чем разбудил Малого.
Оба, покачиваясь из стороны в сторону, поднялись и уселись возле стола, мутными, красными глазами смотрели на Ефима, который сидел, покуривая, у самого окна, чуть левее зэков.
Свежий воздух солнечного утра постепенно заполнял комнату, вытесняя наружу приторно-кислый запах ночной разгульной пьянки.
– Проснулись, орлики? – поглаживая седую бороду, спросил дед Ефим.
– Угу!
– Знатно погуляли?
В ответ – виноватое молчание.
– Как насчет того, чтобы похмелиться?
Малой с Серым встрепенулись:
– Это, дед, было бы в самый раз!
– Порядок быстро навели! Расставили все по своим местам, пол подмели. Вымыть и во двор, я буду там!
Бывшие зэки быстро прибрались в комнате. Серый скомкал грязно-белую материю женских трусов, засунул в карман. Осмотрелись – вроде все в норме, вышли во двор.
Дед подметал двор. Увидев постояльцев, пригласил:
– Пошли на бревна. Ты, Малой, с кухни кружку принеси да закуски, что осталась.
Сам с Серым прошел к навалам бревен, где и присел с краю. Достал из кармана бутылку самогона. Поставил на бревно.
– Как бабы? Довольны?
– Не то слово, дед! Злющие до этого дела, страсть! Еле справились!
– Групповуху небось устроили?
– Было!
– Полегчало?
