12 апреля следующего, 1866 года, когда папа совершил ежегодное посещение церкви Святой Агнессы за городскими стенами (Сант-Аньезе-фуори-ле-Мура), четырнадцатилетнему Эдгардо была оказана особая честь. Выйдя из группы юных семинаристов, он прочитал наизусть оригинальное стихотворение, возносившее льстивую хвалу папе. Каждая из 18 цветистых строф состояла из 8 строк[381].
В скором времени, в 1867 году, его святейшество прислал мальчику записку, из которой явствует, что почти через десять лет после того, как Пий IX впервые твердо решил оставить Эдгардо у себя, он по-прежнему был убежден, что тем самым исполнил Божью волю и что, поступив так, сам себя обрек на горькие муки. Вот что он писал:
Ты очень дорог мне, сынок, ибо я обрел тебя для Иисуса Христа большой ценой. Да, это так. Я дорого заплатил за тебя. Из-за тебя на меня и на апостольский Престол обрушилась ярость всего мира. Правительства и народы, мировые властители и журналисты — эти поистине могущественнейшие люди наших дней — объявили мне войну. Сами монархи вступали в сражения со мной, вместе со своими посланниками они забрасывали меня дипломатическими нотами, и все это — из-за тебя […] Люди оплакивали горе, причиненное твоим родителям, потому что тебя переродила благодать священного крещения и ты воспитывался в согласии с Божьей волей. И все это время никто не выказывал ни малейшей заботы обо мне, об отце всех верующих[382].
В том же году, несколько позже, после безуспешной попытки Гарибальди завоевать Рим, в Священный город снова нахлынули французские войска. Но Эдгардо, который был теперь послушником ордена латеранских каноников, этот год запомнился и по другой, более личной причине. Он наконец получил весточку от родителей. «Я много раз писал родителям письма, — вспоминал он позднее, — в которых рассуждал о религии и изо всех сил старался убедить их в истинности католической веры». К сожалению, добавлял он, «они понимали, что эти письма, хотя в них и выражалась моя собственная горячая убежденность, не могли быть написаны мной без посторонней помощи, а потому и не отвечали на них». Они ответили только в мае 1867 года — возможно, окрылившись надеждой, что Рим наконец-то освободится из-под власти папы и вскоре они смогут воссоединиться с сыном. Вот как позже пересказывал сам Эдгардо это письмо: «Вначале они заверили меня в своей нерушимой любви, а потом объяснили, что не отвечали раньше на мои письма только потому, что в них не было от меня ничего, кроме моего имени и подписи, но что теперь они надеются, что я смогу общаться с ними без всякого надзора». Момоло и Марианна все еще цеплялись за надежду, что их сын в глубине души остался верен семье, а значит (как они свято верили) и религии предков[383].
Молитвы супругов Мортара о том, чтобы войска единой Италии вошли в Рим и папская власть окончательно пала, были, похоже, наконец-то услышаны в 1870 году, через одиннадцать лет после крушения папского режима в Болонье. В течение последних десяти лет они пристально следили за политическими событиями, молясь о приближении того дня, когда Эдгардо сможет вернуться домой. Ему было шесть лет, когда папская полиция явилась за ним в их болонскую квартиру. Теперь ему было восемнадцать.
В июле 1870 года Франция совершила ошибку, объявив войну Пруссии, и уже через несколько недель прусские войска разгромили французскую армию. Остававшихся в Риме французских солдат отозвали на родину, Наполеон был низложен, и во Франции вместо монархии провозгласили новую республику. Теперь, когда французские войска окончательно убрались, а сама Франция больше не представляла угрозы, итальянский парламент постановил, что Рим следует сделать столицей государства, а для осуществления этой цели в случае необходимости разрешалось предпринять военные действия. В последний момент, желая избежать кровопролития, король Виктор Эммануил отправил папе письмо, в котором просил его согласиться на вход итальянской армии в Рим, а также гарантировал папе полную духовную независимость Святейшего престола. Однако Пий IX не пожелал идти на такой сговор с дьяволом и продолжал упорно стоять на своем.
Впоследствии итальянская армия под командованием генерала Раффаэле Кадорны вошла в область Лацио и приблизилась к окраинам Рима, не встретив никакого сопротивления. 20 сентября 1870 года войска проломили брешь в городских стенах и вошли в город через ворота Порта Пиа. После короткой схватки с горсткой папских гвардейцев итальянцы положили конец папскому правлению в Риме. Папа укрылся в Ватикане. Ватиканские здания и прилегающую к ним территорию военные трогать не собирались. Спустя шесть недель, выставляя себя узником Ватикана, Пий IX выпустил энциклику, в которой клеймил итальянскую оккупацию территории Святейшего престола как «несправедливое, насильственное, незаконное и недействительное» действие, а также отлучал от церкви короля Италии и всех, кто вместе с ним участвовал в узурпации власти над Папским государством[384].
В своих мемуарах генерал Кадорна вспоминал те первые головокружительные дни итальянской оккупации Рима как время, когда можно было исправить зло, причиненное при старом режиме. Из всех этих зол он подробно остановился на одном — на похищении и насильственном удержании Джузеппе Коэна. «Шестью годами ранее, — писал он, — это событие потрясло весь цивилизованный мир».
Генерал рассказал о том, что произошло, когда через две недели после битвы у Порта Пиа родители Джузеппе вернулись в Рим и бросились в церковное заведение для сирот, где их сын жил последние шесть лет. Коэны застучали в дверь, но их «стал грубо прогонять директор». Видя, что по улицам сердито расхаживают все более многочисленные толпы евреев, сам начальник римской полиции решил взять дело в свои руки. Он лично явился в сиротский приют, но ему сообщили, что мальчика там больше нет: он сбежал. «Однако, — писал генерал, — в действительности его тайно переправили в другое место, и мы выяснили, где именно его прячут». Джузеппе забрал один из священников, служивших в приюте, и они вместе с мальчиком, переодевшись в гражданскую одежду, укрылись в доме одного из работников приюта, мирянина. Там полиция нашла их и передала мальчика родителям.
В своем донесении начальству о завоевании Рима генерал Кадорна описывал все это и обсуждал щекотливый вопрос о том, какие меры следует применить к тем, кто отобрал мальчика у родителей. «Хотя папские законы внушали мне сомнения
