— По обыкновению, футбол? — сказал Поларис. — У меня поджилки вздулись, как торба с овсом.
— Не давайте им видеть шар, если сможете. Теперь оставьте меня одну. Я должна отдохнуть как можно лучше перед последней партией.
Она опустила голову и ослабила все мускулы; Шикает, Бамбу и Неизвестный последовали ее примеру.
— Лучше не смотреть на игру, — сказала она. — Мы не играем и только ослабеем, если будем тревожиться. Смотрите на площадку и воображайте, что теперь отдых.
Они постарались последовать ее совету, но трудно было исполнить его. Копыта выбивали барабанную трель, молотки стучали вдоль всей площадки, а крики одобрения английских отрядов показывали, что «архангелы» сильно теснят скидаров. Туземные солдаты, стоявшие позади пони, стонали, ворчали и говорили разные разности вполголоса; вдруг они услышали продолжительные восклицания и взрыв «Ура!».
— Это приветствуют «архангелов», сказал Шикает, не подымая головы. — Время отдыха почти прошло. Ох, что-то будет!..
— Фез Улла, — сказала Мальтийская Кошка, — если в этот раз ты не будешь играть до последнего гвоздя в твоей подкове, я побью тебя на площадке при всех других пони.
— Я сделаю все, что смогу, когда придет мое время, — решительно сказал маленький араб.
Саисы серьезно смотрели друг на друга, растирая ноги своих пони. Теперь только настало время, когда все поставлено на карту, и все знали это. Киттиуинк и другие пони вернулись; пот катился градом с их подков и хвостов. Они рассказали печальные новости.
— Они лучше нас, — сказал Шикает. — Я знал, что так будет.
— Закрой рот! — сказала Мальтийская Кошка. — У нас все же одна лишняя выигранная партия.
— Да, но теперь будут играть два араба и два доморощенных пони, — сказал Корке. — Фез Улла, помни!
Он говорил резким тоном.
Когда Лютиенс сел на Грейдауна, он взглянул на своих партнеров: вид их был, нельзя сказать, чтобы красивый. Они были покрыты полосами грязи, смешанной с потом. Их желтые сапоги стали почти черными, кисти рук покраснели, жилы набухли; глаза, казалось, вышли на два дюйма из орбит, но выражение их было бодрое.
— Поели вы что-нибудь за завтраком? — спросил Лютиенс. Команда отрицательно покачала головами. Во рту у всадников пересохло; им трудно было говорить.
— Хорошо. «Архангелы» позавтракали. Они хуже подготовлены, чем мы.
— У них пони лучше, — сказал Поуэлл. — Эх, скорее бы все это кончилось…
Пятая партия была худшая во всех отношениях. Фез Улла играл, как маленький красный демон; Кролик, казалось, появлялся сразу во всех местах, Бенами бросался на все, что попадалось ему на пути; судьи на своих пони кружились, словно чайки, следя за постоянно изменявшейся игрой. Но у «архангелов» лошади были лучше — они придержали своих рысаков к концу игры и не давали скидарам играть в футбол. Они бросали шар вверх и вниз, пока не опередили Бенами и остальных. Тут они выехали вперед, и снова Лютиенс со своим пони еле успели отразить шар сильным ударом. Грейдаун забыл, что он араб, и из серого превратился в синего, галопируя изо всех сил. Он забылся настолько, что не держал глаза опущенными в землю, как следует арабу, но поднял нос кверху и бежал быстро, думая только о том, чтобы поддержать честь своей команды. Во время перерывов площадку раза два поливали водой; какой-то беспечный водовоз вылил все остатки воды в одно место вблизи шеста скидаров. Конец был уже близок, и Грейдаун в десятый раз бросился за шаром, как вдруг его задняя нога поскользнулась в жирной грязи, и он упал, сбросив Лютиенса вблизи шеста, и торжествующие «архангелы» отбросили шар в свою сторону. Тут объявили перерыв. Лютиенс не мог подняться без посторонней помощи; а когда поднялся Грейдаун, оказалось, что нога у него вывихнута.
— Где перелом? — спросил Поуэлл, обвивая рукой Лютиенса.
— Конечно, ключица, — сквозь зубы сказал Лютиенс. За два года он три раза ломал себе ключицу, и это было досадно ему. Поуэлл и остальные присвистнули.
— Игра проиграна, — сказал Юз.
— Держитесь! У нас еще целых пять минут, и у меня сломана не правая рука, — сказал Лютиенс. — Мы выбьем шар.
— Вы ушиблись, Лютиенс? — спросил подъехавший капитан «архангелов». — Мы подождем, если вы хотите выставить заместителя. Я желаю… Я хочу сказать… Дело в том, что вы более, чем кто-либо, заслуживаете выигрыша. Мне хотелось бы, чтобы мы могли дать вам на подмогу игрока, или какого-нибудь из наших пони, или что-нибудь.
— Вы очень добры, но, я думаю, мы будем играть до конца. Капитан «архангелов» несколько секунд пристально смотрел на него.
— Ну, значит, дело не так плохо, — сказал он и вернулся к своей команде; а Лютиенс взял шарф у одного из туземных офицеров и сделал перевязку. Потом подъехал один «архангел» с большой губкой и посоветовал Лютиенсу положить ее под мышку, чтобы плечу было легче; они вместе перевязали левую руку Лютиенса по всем правилам медицинского искусства, а один из туземных офицеров выскочил вперед с четырьмя высокими стаканами, в которых что-то шипело и пенилось.
Команда с состраданием смотрела на Лютиенса, и он кивнул головой. Это была последняя партия, после которой все становилось безразличным. Выпили темно-золотистый напиток, отерли усы, и надежды ожили.
Мальтийская Кошка сунула нос в рубашку Лютиенса и пробовала сказать, как ей жаль его.
— Она знает, — гордо сказал Лютиенс. — Знаешь, шельма! Я играл, бывало, с ней без узды — в шутку.
— Теперь не до шуток, — сказал Поуэлл. — Но у нас нет приличного заместителя.
— Нет, — сказал Лютиенс. — Это последняя партия, и нам нужно выиграть. Я положусь на Кошку.
— Если вы упадете в этот раз, вы сильно пострадаете, — сказал Макнамара.
— Я доверюсь Кошке, — сказал Лютиенс.
— Вы слышите? — с гордостью сказала Мальтийская Кошка остальным. — Стоит играть десять лет в поло, чтобы услышать такие слова. Ну, идемте, сыны мои! Мы немножко побрыкаемся, чтобы показать «архангелам», что мой всадник не пострадал.
И, действительно, когда выехали на площадку, Мальтийекая Кошка, убедясь, что Лютиенс крепко сидит в седле, брыкнула раза три-четыре; Лютиенс рассмеялся. Кое-как кончиками пальцев забинтованной руки он захватил повод, хотя и понимал, что не может положиться на него.
Он знал, что Кошка поддается малейшему нажатию ноги, и, чтобы покрасоваться — хотя плечо у него сильно болело, заставил пони проделать восьмерку между шестами. Раздались оглушительные крики туземцев, офицеров и солдат, которые очень любят всякие «дугабаши», как они называют фокусы, проделываемые всадниками. Волынки очень спокойно и презрительно проиграли первые ноты комической базарной песенки, как бы предупреждая другие отряды, что скидары готовы. Все туземцы расхохотались.
— А теперь, — сказала Кошка, когда все встали на места, — помните, что это последняя партия, и следуйте за шаром.
— Не нуждаемся в
