Я все-таки набрала в стакан воду и в два глотка его осушила.
- Кастор, я долго не верила, что он может любить только меня. Разуверилась бы в любом случае быстро. Но и тебе я теперь верить не могу!
И с треском закрыла его канал в "тишине". Конечно, еще и заблокировала при этом.
Он вздрогнул и поднял на меня по-детски обиженные глаза:
- Лора, я же тебе не враг! Я не знаю, как можно сказать влюбленной девушке, что ее мужчина ей изменяет...
- Ртом, - ядовито перебила я. - Первое время я искала повод, чтобы от него отделаться, и его избыточное внимание к другим вполне бы за таковой сошло.
Несколько минут мы хранили молчание: он - удовлетворенно-виноватое, я - гордое.
Потом эйфория начала отпускать: заболела рука. Боль протолкнулась сквозь бинт, заставив сморщиться и меня, и Кастора.
- Что с рукой?
Переборов соблазн развязать ему язык, я махнула раненой лапой:
- Психанула, разбила бокал, порезалась.
Обезболивать опасно по двум причинам: во-первых, я сама могу разболтаться, во-вторых, Кастор, может, и признается сейчас во всех грехах, но потом в этом признании раскается. А дальше... Стоп. Я же запретила себе бояться!
Лучше подумать о приятном.
О губах и руках Игоря. О его прерывистом дыхании...
Эйфория взвилась со дна лона и нокаутировала боль.
Кастор вздохнул.
- Но ведь вы помирились?
А еще эйфория снизила способность соображать. А еще я поняла, что Игорь сейчас тоже ее испытывает. И думает обо мне.
- Нет, что ты... Мы расстались. А ты разве не так представлял результат разоблачения Микаэля?
Он горестно помотал головой.
- Я рассчитывал, что он убедит тебя остаться с ним. Поклянется забыть о самой возможности изменять тебе и сдержит клятву.
Мое лицо непроизвольно вытянулось от удивления.
- Он очень сильно зависим от тебя, - ответил на это Кастор.
Микаэль, может быть, и дал бы такую клятву, если бы я не... Игорь, спасай.
Новая доза наркотических воспоминаний перебила воспоминания опасные.
- Зачем тебе его дрессировать?
Кастор смущенно улыбнулся и зачем-то посмотрел в окно.
- Не дрессировать. Скорее, дискредитировать. Эти его моральные законы... до жути мне надоели.
До жути надоела Марианна?
- Так не соблюдай их.
- Дело не во мне. У нас очень мало семей. А это неправильно... Где же ты была почти всю ночь? Если с Микаэлем, он бы за это время убедил и тебя, и себя.
А вот теперь помучайся:
- Нет, не с Микаэлем. И поранила я не только руку. Прости, мне нужно лечь и поспать.
Больше не глядя на Кастора, я вышла из кухни.
32. Симбиоз
Игорь не смог сдержаться. Он честно пытался контролировать чувства-воспоминания, но клочки образов выплескивались из его "тишины", задевая сознание каждого, кто задерживал на нем внимание.
Когда я пришла в школу, находившиеся в кабинете одноклассники встретили меня ошарашенно-недоверчивыми взглядами.
Еще полгода назад я сгорела бы со стыда, но сейчас, уловив витающие от сознания к сознанию эротические картинки, лишь непроизвольно ухмыльнулась. Ничего стыдного не произошло. Стыдно верить бабнику, стыдно потерять разум и стать убийцей, а явиться ночью к когда-то любимому, хоть и слабаку, и сделать с ним то, что делают все нормальные женщины с мужчинами - это естественно. Это правильно.
Наблюдая, как уходят в свои размышления, переходящие в мечты, парни, как возмущенно анализируют обрывки информации девочки, как пытается понять, что произошло, Вероника, я наслаждалась тем, что жива. Привычный мир, предсказуемая реакция людей, близких с детства. Хрупкое всё такое, нежное...
Что должно на меня найти, чтобы я на кого-то из них напала?
То же, что находит на матерей, убивающих своих новорожденных - страх, невыносимый стыд, отвращение?
Или что-то другое, что в трезвом рассудке представить сложно?
Может быть, я внезапно забуду все, что накопила моя жизнь, и близкие люди покажутся мне жуткими монстрами?
Или вовсе не страх заставит меня бить, рвать и убивать, а удовольствие от этого?
Может быть, я вдруг узнаю, что смерть - не зло, а избавление?
Будущее безумие становится интересным.
Меня что-то толкнуло встать и пройти вдоль стены.
- Сидеть больно? - с неожиданным сочувствием, слегка прикрытым ехидством, шепнула вслед Клара.
Обернувшись, я улыбнулась в ответ.
"А что Микаэль?" - мысленно крикнула Вероника.
Мне очень хотелось ей обо всем рассказать - чтобы перестать чувствовать себя одиноко, и чтобы она помогла разобраться в том, что произошло и продолжается. Она умница, она могла бы понять, что еще не сходится в этой истории, и о чем надо подумать, чтобы найти выход, если он есть. Но меня останавливало, что из-за Кастора пострадал ее отец. И хотя от несчастного случая в шахте осталось лишь воспоминание, эта деталь может помешать ей мыслить трезво.
Кстати, как у него, Кастора, это получилось? Он может контролировать действия человека, даже когда его не видит (тогда я постоянно под его надзором, и скрываться бесполезно), но тогда зачем он мной управлял со следящего аппарата? Может быть, он, зная план этих действий, заранее вносит в них крошечные коррективы? Малюсенькие: просто в неподходящий момент дрогнет рука у оператора подземной машины или хирурга...
Зачем же такие сложности?
В кабинет заглянул Анри. Не входя целиком, он отыскал меня взглядом, как в тот раз, когда привез злополучные лыжи, и позвал:
- Идем, перевяжу руку.
Чтобы не затевать прилюдный спор, под заинтригованными взглядами одноклассников я вышла из кабинета.
- Ничего такой предлог... - буркнула уже в коридоре и осеклась, встретившись взглядом с Анри.
Он был словно вымотан приступом болезни: лоб напряжен, глаза покраснели, на щеках и подбородке светло-рыжая неряшливая щетина.
- Перевязать тоже надо, - согласился он и уверенно, как будто не раз бывал в "Каменном соло", направился в сторону апартаментов доктора Вильгельма, в медицинский кабинет.
В кабинете Анри уже не чувствовал себя, как дома. Он немного повозился, ища какие-то растворы, бинт и ножницы, протирая успевший запылиться стол. Молча кивнул на табурет, и я села, положив больную руку на влажную поверхность.
- Ты отомстила, - разрезая вчерашнюю повязку, констатировал он. - Теперь возвращайся.
- Я не мстила, - возразила я, почти не соврав: местью была лишь короткая трансляция Микаэлю текущего события. То есть, соития...
Анри кивнул и надел очки, висевшие над столом.
- Тем не менее, Мику настолько плохо, что это должно тебя удовлетворить.
Не заинтересовал.
- Это он тебя послал?
Закончив резать бинт, Анри снял старую повязку. Смотреть на руку, пострадавшую по собственной вине, мне было почему-то стыдно.
Он коснулся пульта, и стол осветился изнутри. Сквозь очки Анри видел мою кисть насквозь,
