– Это вы, товарищ генерал?
– Я, я, Шлага! Немедленно результаты на ноутбук Григоряна. И о проведенной экспертизе никому ни слова. Надеюсь, ты лично ее проводил?
– Да, конечно, лично. Я все понял, высылаю заключение.
Вскоре на мониторе высветилось сообщение, заставившее Оболенского удивленно посмотреть на сообщников-подчиненных. В нем значилось, что отпечатки пальцев, обнаруженные Григоряном на кухне Ковалевой, принадлежат самой покойной, ее дочери и… майору Москвитину.
Генерал выдохнул:
– Та-ак!
И уставился на капитана, тихо спросив:
– Значит, прошедшей ночью никто не навещал Ковалеву?
Григорян развел руки, насколько это позволила ширина салона автомобиля и сидящий рядом старший лейтенант Лопырев:
– Нет, не навещал. Мои ребята глаз с нее не сводили.
– Так откуда там пальчики Москвитина взялись?
Наконец решил вставить слово Лопырев:
– Но, Петр Константинович, Москвитин мог бывать у Ковалевой и раньше. И вообще, трахать ее. А что? Он одинок, она тоже. Девку-дочку спать, а сами того.
– И никто в Службе об их отношениях не знал?
– Может, и знал кто, но не распространялся.
Генерал отвернулся к лобовому стеклу:
– Может, и так. Эх, надо бы сначала всю техническую работу выполнить, а потом браться за Ковалевых. Тогда и про пальчики у Анастасии можно было спросить! Почему не поступили так?
Григорян проговорил:
– Но кто же знал, что там могут оказаться отпечатки Москвитина? Лично я даже не предполагал такое.
Оболенский передразнил капитана:
– Лично, лично. Лично ты можешь только мочить клиентов. И то делать это по указке. На инициативу извилин не хватает.
Капитан посчитал, что злить генерала не стоит, и молча выслушал обидные слова.
Генерал же, выкурив сигарету, вновь повернулся к подчиненным:
– Ладно. Нечего каяться, все равно ничего уже не изменить. Главное, Москвитин был на квартире Ковалевой. Когда? Вопрос. Не исключено, что и прошедшей ночью. Да, да, что смотришь так на меня, Григорян, – генерал пресек попытку капитана в очередной раз оправдаться, – профессионалу такого уровня, как Москит, ничего не стоило провести вокруг пальца тех сопляков, что ты выставил в качестве наблюдателей во дворе. А раз такой вариант не исключен, то и будем исходить из того, что Анастасия передала документы Москвитину.
Григорян пробормотал:
– Не совсем хороший вариант.
Генерал уточнил:
– Очень хреновый вариант. Компромат в руках Москита – это серьезно. А если Ковалева еще в подробностях описала и мою встречу с Батыром в кафе, то и подавно. О том, что видели на месте преступления, никому ни слова. Эта информация закрыта мной.
По приезде в офис генерал собрал экстренное совещание офицеров Службы, на котором довел до всех присутствующих факт гибели капитана Ковалевой. Говорил он скорбным голосом, показывая всем своим видом, как переживает случившееся. Закончил речь словами:
– Вот так в жизни бывает. Кто-то гибнет от пули врага, а кто-то становится жертвой необузданной ревности или других бытовых обстоятельств, как в случае с нашей Анастасией Павловной. Подонок, бывший муж, в порыве ярости убил не только ту, которая когда-то была его женой, он не пощадил даже собственную дочь. Ребенка не пощадил!
Сделав паузу, генерал добавил:
– Убийца ушел от правосудия, покончив с собой там же, рядом с жертвами. Видимо, на какое-то мгновение разум его прояснился, и в ужасе от содеянного господин Ковалев застрелился. Сейчас правоохранительные органы работают на месте преступления. Но и им картина ясна. Службу поставят в известность о результатах следствия, хотя новое вряд ли сообщат. А нам остается проводить в последний путь боевого товарища.
Оболенский повернулся к сидящему по соседству заместителю, полковнику Жирнову:
– Вас, Анатолий Александрович, я попрошу заняться организацией похорон Анастасии Павловны и ее дочери. Приготовьте помещение, где можно было бы установить гробы. Я думаю, все должны иметь возможность проститься с погибшими.
На этом генерал объявил совещание закрытым и призвал всех сотрудников продолжить выполнение ими служебных обязанностей. Офицеры покинули штаб. Москвитин вернулся в свою комнату, Оболенский прошел в служебный кабинет. Он выпил коньяку, сел в кресло, закурив и задумавшись. Оболенскому не давал покоя Москвитин.
