– Чего это они? – поведение гоблинских дам поставило меня в тупик.
– Эрик, ты дурак, – возмутилась Иштрилл. – Они просят, чтобы ты их раненых полечил, неужели непонятно?!
Действительно, догадаться было нетрудно. Мою несообразительность можно было объяснить только сильной усталостью. Из-за нее же просьба о помощи не вызвала у меня энтузиазма – повторить судьбу отца не хотелось. Но и отказать в помощи гоблинам было бы неправильно. Стало ясно, что уйти подальше от опасного места сегодня точно не получится. Я устало сказал:
– Ребята, выберите самых, на ваш взгляд, тяжелых и давайте их сюда. И это, разожгите костер, что ли, темно же уже. Лучше даже несколько костров.
Та ночь мне почти не запомнилась. Один за другим ко мне подходили гоблины. Условия для лечения были откровенно паршивыми – расстеленный на земле кусок относительно чистой ткани, каким-то чудом не выброшенный за время путешествия Квотаром, был окружен тремя кострами. Там же, на моем плаще, были разложены медикаменты и хирургические инструменты. Я шил гоблинов, я вправлял им переломы, я бинтовал им раны. В тех случаях, когда это было совершенно необходимо, я поил их лекарствами – на глаз, не зная, как подействует на чужие организмы тот или иной препарат. Опасная практика, но в тех случаях, когда гоблин так или иначе должен был умереть, выбирать не приходилось. Кстати, женщины гоблинов отказались лечить тяжелых раненых в первую очередь. Когда орки попытались перетащить тех воинов, кто был без сознания, на «операционный стол», женщины зачирикали своими тонкими, визгливыми голосами, указывая на тех мужчин, кто оставался на ногах. В первый момент я решил, что это проявление недоверия, и на самом деле они хотели убедиться, что я не сделаю хуже, но потом Иштрилл во время короткого перерыва задумчиво произнесла:
– Не знаю, смогла бы я вот так же – выбирать тех, кто точно выживет, чтобы в племени осталось как можно больше бойцов? Это ведь их мужья, братья, сыновья…
И я понял, что она права. Гоблинши действительно заботились прежде всего о благополучии племени в целом. Если завтра им снова придется защищаться от нападения, кто будет иметь большую ценность? Несколько качественно и своевременно перевязанных легкораненых, или один тяжелый, который все равно не сможет встать на ноги? Ответ очевиден.
Очередь самых сильно пострадавших бойцов пришла только к середине ночи – и к этому времени некоторым из них помощь уже не требовалась. В какой-то момент я понял, что действую механически, мало осознавая, что именно происходит, а в глазах плавают пятна и красные точки. «Все. Сейчас упаду», – сообразил я, и тут на плечо легла тяжелая рука, а из-за спины раздался хриплый голос Квотара:
– Лечи, отрок. Предки не поймут, если мы не сделаем все возможное для тех, кому уже начали помогать. Тут уж либо делай полностью, либо не делай совсем.
От усталости на меня накатила раздражительность, и я хотел было ответить, что помирать в угоду предкам не собираюсь, тем более что моих предков среди тех, с кем общается шаман, в любом случае нет. Однако внезапно я ощутил прилив сил. В голове прояснилось, пятна из глаз пропали, я, кажется, даже видеть стал лучше. Сообразив, что шаман не просто так держит меня за плечо, я с новыми силами взялся за лечение. Для самых тяжелораненых я сделал все, что было в моих силах. До обидного мало. Тем, у кого были выворочены внутренности и проломлены черепа, я не смог бы помочь, наверное, даже находясь в своем доме, где когда-то жил с отцом, в хорошо оборудованной операционной с отличным освещением и хорошими, дорогими препаратами. Я, конечно, все равно пытался что-то сделать, хотя сознавал всю тщетность усилий – чтобы лечить такие раны, нужна была целая команда профессиональных хирургов и квалифицированный медперсонал. А еще лучше кто-нибудь, вроде моего отца, господина Вардена. Кто-нибудь, кто может по-настоящему хорошо пользоваться своими внутренними силами. Честно говоря, глядя на некоторых из пациентов, я с трудом верил, что они смогли прожить эти несколько часов после битвы – видимо, гоблины сами по себе очень живучий народ.
Перевязав последнего раненого, я с некоторым усилием поднял голову, только для того, чтобы увидеть новую очередь страждущих. Теперь передо мной стояли женщины и дети. И их тоже было много. С трудом сдержав стон разочарования, я подозвал первого.
Не знаю, скольким еще я смог помочь. В какой-то момент я просто потерял сознание, а может, уснул – по крайней мере, все то время, что я провел в беспамятстве, в мозгу мелькали раны, кровь и торчащие кости. Не знаю, был ли это сон или бред.
Я очнулся незадолго до заката от странных ощущений. Казалось, что я плыву на лодке. Открыв глаза, я несколько секунд наблюдал покачивающиеся пики гор, ощутимо увеличившиеся в размерах с прошлого вечера, солнце и облезлые ветви редких деревьев, а потом все же сообразил поднять голову, только для того, чтобы убедиться – сон все еще продолжается. Оказалось, что я лежу на носилках, и меня несут целых десять гоблинских женщин. Справа от меня, всего в нескольких шагах, на таких же носилках покачивался бледный, осунувшийся Квотар, а слева как ни в чем не бывало с луком за спиной шагала моя супруга. Остальных членов нашего отряда в пределах прямой видимости не наблюдалось.
– Иштрилл, милая, скажи мне, что происходит?! – жалобно спросил я.
– Ой, ты очнулся! – радостно подскочила девушка. Она явно хотела меня обнять, но сделать это, не помешав носильщицам, было бы проблематично. – Я точно не знаю, но пока мы вроде бы объединились с гоблинами. Точно неизвестно, потому что на эльфийском никто из них не говорит, а мы не знаем гоблинского. Сама я этого не видела, но Эйк говорит, что когда ты закончил всех лечить и потерял сознание, гоблины стали собираться в дорогу. Они где-то наделали носилок, в них уложили тяжело раненных, нас с тобой и Квотара – он тоже потерял сознание. Потом
