– Я слушаю, – ответил Чарльз Уоллес, глядя не на Сэнди, а на сестру.
Мег насторожилась:
– Что слушаешь?
Чарльз Уоллес качнул головой – едва заметно, так, что поняла только Мег. И перестала расспрашивать.
– Призываю в Тару днесь всю святую мощь Небес![2] – Миссис О’Киф указала на Чарльза и снова опрокинула бокал.
На этот раз никто не шелохнулся, чтобы вытереть лужу.
– Моя бабка из Ирландии. Она учила меня. Говорила, это очень важно. Призываю в Тару днесь всю святую мощь Небес… – Голос ее иссяк.
Дети миссис О’Киф звали ее Ма. У всех, кроме Кальвина, это звучало как оскорбление. Мег трудно было называть свекровь мамой, но теперь она отодвинула стул, вышла из-за стола и присела рядом со старой женщиной.
– Ма, – мягко спросила она, – чему вас учила ваша бабушка?
– Полагаться на это Слово, чтоб сдерживать тьму.
– Но как?
– Всю святую мощь Небес, – напевно произнесла миссис О’Киф:
Солнце – светоч наш дневной,Снег, слепящий белизной,Пламень, властный греть и жечь…В это мгновение в дымоход как будто ведро воды вывернули. Языки пламени заметались, и в комнату повалили клубы дыма.
– Пламень, властный греть и жечь, – твердо повторил Чарльз Уоллес.
Яблоневые поленья зашипели, но пламя собралось с силами и снова ярко вспыхнуло.
Миссис О’Киф положила корявую руку на плечо Мег и с силой надавила, словно это помогало ей вспоминать:
Молнию – разящий меч,Ветер, чей так скор полет…Ударил мощнейший порыв ветра, и дом содрогнулся, но устоял.
Миссис О’Киф давила, пока Мег не показалось, что она сейчас упадет под этой тяжестью.
Море – бездну темных вод,Скалы, чьи отвесны склоны,Землю с твердью непреклонной…Опершись о плечо Мег, она встала и осталась стоять, глядя на языки пламени в камине.
Пусть по милости Творца,Всемогущего Отца,Встанет эта мощь стенойМежду силой тьмы и мной.В голосе ее зазвучало торжество:
– Пущай знает этот Бешеный Пес Бран-как-его-там!
Близнецы в замешательстве переглянулись. Мистер Мёрри отрезал еще кусок индейки. Лицо миссис Мёрри было безмятежно, но к общению не располагало. Чарльз Уоллес задумчиво смотрел на миссис О’Киф. Мег поднялась и вернулась на свое место, сбежав от невероятной тяжести свекровиной руки. Мег была уверена, что на плече у нее остались синяки – отпечатки пальцев.
Когда Мег отошла, миссис О’Киф словно съежилась и тяжело осела в кресле.
– Очень она на это надеялась, бабка-то моя. Сто лет об этом не думала. Старалась не думать. С чего вдруг сегодня вечером вспомнила? – Она дышала с трудом, словно переутомилась.
– Похоже на «Щит святого Патрика», – сказал Сэнди. – Мы его пели в певческом клубе в колледже. Одна из моих любимых песен. Изумительные созвучия.
– Не песня! – возразила миссис О’Киф. – Слово. Патриково Слово. Чтоб уберечь от беды. В грозный час сбираю днесь всю святую мощь Небес…
И тут внезапно погас свет. Порыв ветра пронесся над столом и задул свечи. Урчание холодильника смолкло. Печь в подвале перестала мурлыкать. Холодная сырость завладела комнатой, и в нос ударил запах разложения. Огонь в очаге съежился.
– Скажи его, Ма! – воскликнул Чарльз Уоллес. – Скажи его целиком!
Голос миссис О’Киф был еле слышен.
– Я забыла…
Молния вспыхнула так ярко, что свет проник через задернутые шторы. Следом раздался страшный раскат грома.
– Я скажу его вместе с тобой, – настойчиво проговорил Чарльз Уоллес. – Но нужно, чтобы ты помогла мне. Давай. В грозный час сбираю днесь всю святую мощь Небес…
Молния и гром ударили почти одновременно. Потом раздался оглушительный треск.
– Попало в какое-то дерево, – сказала миссис Мёрри.
– Всю святую мощь Небес, – повторил Чарльз Уоллес.
Голос старой женщины подхватил:
– Солнце – светоч наш дневной…
Деннис чиркнул спичкой и зажег свечи. Сперва их огоньки метались и воск стекал ручейками, но потом они успокоились и загорелись ярко.
…Снег, слепящий белизной,Пламень, властный греть и жечь,Молнию – разящий меч…Мег ждала, что сейчас снова вспыхнет молния и ударит уже в сам дом. Вместо этого свет зажегся так же внезапно, как до этого погас. Печь заурчала. Комната снова наполнилась теплом и светом.
…Море – бездну темных вод,Скалы, чьи отвесны склоны,Землю с твердью непреклонной.Пусть по милости Творца,Всемогущего Отца,Встанет эта мощь стенойМежду силой тьмы и мной.Чарльз Уоллес немного отодвинул штору.
– Дождь перешел в снег. Земля бела и прекрасна.
– Отлично. – Сэнди оглядел комнату. – И что все это означает? Я понимаю, что-то произошло – но что?
Несколько мгновений все молчали.
Потом Мег произнесла:
– Возможно, у нас появилась надежда.
Сэнди отмахнулся от ее слов:
– Мег, ну будь же благоразумна, в самом-то деле.
– Зачем? Мы живем в неблагоразумном мире. Ядерная война неблагоразумна. Благоразумие ничего нам не даст.
– Но нельзя же вовсе от него отказываться! Вон Бранзилльо отбросил всякое благоразумие и сошел с ума.
– Ладно, Сэнди, – сказал Деннис. – Я с тобой согласен. Но что произошло?
Мег посмотрела на Чарльза Уоллеса, однако тот снова ушел в себя.
– Как бы нам этого ни хотелось, – отозвался Сэнди, – но причуды погоды здесь, на северо-востоке Соединенных Штатов, никак не влияют на то, нажмет или нет какой-то безумец в Южной Америке на кнопку, чтобы развязать войну, которая, очень может быть, подведет итог всем войнам.
Ребенок шевельнулся в животе у Мег, напомнив о жизни.
– Папа, а президент собирался звонить еще?
– Он сказал, что позвонит, когда… когда появятся какие-нибудь новости. Те или иные.
– В течение двадцати четырех часов?
– Да. Не хотел бы я сейчас находиться на его месте.
– Да и на нашем несладко, – сказал Деннис. – Поразительно, как только мир в это вляпался?
Чарльз Уоллес продолжал смотреть в окно:
– Снег прекратился. Ветер сменился на северо-западный. Тучи расходятся. Я вижу звезду.
Он отпустил штору.
Миссис О’Киф кивком указала на него:
– Ты. Чак. Я пришла из-за тебя.
– Почему, Ма? – мягко спросил Чарльз Уоллес.
– Ты знаешь.
Он покачал головой.
– Останови его, Чак. Останови Бешеного Пса Брана… Останови его.
Миссис О’Киф выглядела сейчас старой и маленькой, и Мег поразилась: как она могла с такой силой надавить ей на плечо? И еще миссис О’Киф дважды назвала Чарльза Уоллеса Чаком. Никто никогда не называл его Чаком. Изредка – просто Чарльзом, но Чарли или Чаком – никогда.
– Миссис О’Киф, хотите чаю? – спросила миссис Мёрри. – Или кофе?
Миссис О’Киф невесело засмеялась:
– Ну да. Не слушаете. Думаете, я деревенщина. Умные больно, слушать такое. Чак знает. – Она снова кивнула в сторону Чарльза Уоллеса. – Утром сегодня встала – не собиралась идти. Потом мне что-то велело идти, хочу или не хочу. Не знала, почему, пока не увидела тебя с их большими древними глазами, и Слово начало возвращаться ко мне, и я снова поняла, что Чак не дурачок. Думать не думала про это Слово, Чак, от бабули и доныне. Ты его получил. Используй. – Миссис О’Киф приостановилась, чтобы перевести дыхание. Они впервые слышали от нее такую длинную речь. Тяжело дыша, она закончила: – Я хочу домой. – Но никто не отозвался, и она повторила: – Отведите меня домой.
– Но, миссис О’Киф! – попытался подольститься к ней Деннис. – У нас же салат, с помидорами и авокадо, а потом будет горящий сливовый пудинг!
– Да пусть сгорит твой пудинг. Я сделала, зачем
