Он пошел по разбросанным камням, а они жалобно стонали и кряхтели, будто его шаги мешали их безмолвному возвращению в Природу, лишали их неоспоримого права умереть в тишине.
Его мысли улетели далеко от земных шорохов. Действительно ли душа абсолютно бессмертна? Если так, тогда она абсолютно беспредельна и свободна… Но — и тут его мысль с роковой скоростью камня в пропасти рухнула в реальность — почему тогда существуют запрещенные знания, религиозные войны, люди, проливающие кровь во имя Бога? Каждая сторона заявляет, что пользуется особым божественным покровительством. Но мог ли один и тот же Бог стать источником противоположностей? Если же одна из сторон ошибается, неся Божественное в самой себе, как можно одновременно отрицать и утверждать это? Или Создатель всего сущего был страшным безумцем, космическим ребенком?
Все эти сложные рассуждения неизбежно заканчивались столкновением разума и авторитета. Но сколь жалкими были те, кто считался духовным авторитетом в его окружении!
Молодой человек устроился на развалинах портика часовни и представил себе день, который ему предстояло начать через несколько часов. Он придет в приходское училище, где на занятии по химии и математике его будут ждать ученики. Сначала надо будет поприветствовать ректора. Затем наставлять два десятка юнцов, полуночников и забияк, для которых единственной наукой о цифрах была наука игры в кости, а лучшей химией — возможность заполучить любовное зелье. Таковы были эти студенты, эти мыслители, будущие профессора, наставники молодежи, мастера философского и абстрактного мышления…
Вдруг Пабло Симон вскочил на ноги. По ночам ему не раз казалось, что на стенах и грудах обломков видны отблески факелов; он считал это каким-то обманом зрения или фосфорическим свечением погребенных тел, но сейчас видение было слишком явным и близким, чтобы отмахнуться от него.
Из глубокой трещины, пересекавшей плиты пола, несколько мгновений пробивался яркий свет. Пучок света двигался, как бывает, когда кто-то медленно несет факел. В три прыжка он оказался у трещины; она была темной и слишком неровной, чтобы через нее можно было что-то разглядеть, но в ледяном воздухе ночи раздавался неясный шум, похожий на голоса.
Пабло Симон не верил в призраков и колдовские чары, не верил он и в страшные истории о сборищах чудовищ, о вселяющихся в трупы злых духах, которые выглядят как живые и проводят жуткие обряды, порабощая всех, кроме добрых христиан. Но все же холодные руки страха начали сжимать его сердце.
Несколько минут он никак не мог решить, уйти ему, будто он ничего не видел и не слышал, или же разведать, кто ходит по подземельям и катакомбам древней крепости.
Глухое, уединенное место отнюдь не побуждало к отважным поступкам, но дух исследования и какое-то потаенное желание, которого он сам не в силах был постичь, заставили молодого химика остаться и никуда не уходить до тех пор, пока он не раскроет эту тайну.
Он проник в помещение, которое когда-то было нефом часовни, и с большим трудом подобрался к почти не поврежденному алтарю; в самом сердце тишины, словно хрупкий цветок надежды, расцвел шум голосов. Пабло Симон крадучись обошел ступени алтаря и между плит пола различил мерцающий свет, пробивавшийся снизу; он ощупал плиту и с удивлением обнаружил, что она была не такой уж тяжелой, хотя и выглядела внушительно. С большим усилием он все-таки смог ее сдвинуть, и руки ему обдало теплым воздухом. Проем, скрытый плитой, оказался нисходящим туннелем, вниз вела тщательно сработанная каменная лестница; в нескольких метрах от нее с потолка свисала большая масляная лампа, освещая ступени, которые упирались в другой, горизонтальный, туннель.
Он стал спускаться и понял, почему плита, игравшая роль двери, была такой легкой: снизу она была выдолблена и напоминала перевернутый ящик. Сделав несколько шагов по горизонтальному коридору, он вынужден был снова спуститься по лестнице, которая привела его в огромный подземный зал; этот зал был полуразрушен, в него обильно просачивалась вода; пространство едва освещалось последней лампой, находившейся внизу лестницы.
Отважный порыв молодого человека все еще не иссяк. Он увидел какой-то проем в глубине зала, откуда шло слабое свечение. Пабло Симон призвал на помощь всю свою храбрость и, с подозрением озираясь на мрачные стены, окружавшие его, отправился навстречу своей судьбе. Отверстие образовалось после падения одного из тяжелых каменных блоков и находилось на высоте более пяти метров, поэтому ему пришлось вскарабкаться на гору обломков, но даже так он не смог добраться до проема. И тут он замер, услышав звучный и ровный голос, похожий на звук колокола. Голос произнес:
— Абраксас — это петух, а петух поет перед рассветом, — и словно хор глубоких голосов ответил ему.
Удивленному и взволнованному молодому человеку показалось, будто сама Земля ответила на зов Неба. Он сосредоточил свое внимание на смысле услышанной фразы, но не успел задуматься, как его ноги оказались опутаны чем-то вроде мешка, а мощный удар по голове отправил его в черную яму бессознательного.
Первое, что он почувствовал, очнувшись, была острая боль в затылке и шее; потом он понял, что лежит, и открыл глаза. Рядом с ним стоял человек, одетый в белое; сначала Пабло Симон решил, что это какой-то послушник, а сам он сейчас дома или в приходском училище, но тут же заметил, что голова человека скрыта капюшоном с прорезями для носа и для глаз.
— Где я? — спросил он, пытаясь приподняться со своего ложа. Но что-то резко дернуло его за левую руку, и он упал на спину, только тогда поняв, что прикован.
— За что меня схватили? Кто вы? — спросил он с негодованием и в то же время со страхом.
— Успокойся, брат, — попросил человек в капюшоне, положив руку ему на грудь. — Ты в подземной келье под теми самыми руинами, куда приходишь по ночам. Здесь у меня нет человеческого имени, а имя, которым меня называют в этих подземельях, я не могу тебе назвать, да и ни к чему тебе его знать. Лежи спокойно, с тобой кое-кто хочет поговорить.
Он позвонил в серебряный колокольчик, и в комнату вошел другой человек в точно таком же одеянии. Оба разговаривали очень тихо.
Тем временем Пабло Симон отчаянно
