Сани все это знал, ведь изучение «Пира» Платона, Каббалы, Библии и индийских священных книг дало ему предостаточно сведений по этой теме.
Но сколь бледно выглядели эти схематичные представления на фоне детальных познаний адепта! Когда Сани его слушал, в его воображении проносились образы сотен великих империй, подобных римской или мусульманской. Человечество было таким древним, и у него было столько возможностей для развития!
Молодой философ был полон энтузиазма и жил лишь ожиданием посещения этого загадочного, не имевшего возраста человека, черты лица которого каждый день были разными, а голос звучал мягко и нежно, как надежда. Был ли это тот Учитель, которого он ждал? Он ли поможет сделать последний шаг к посвящению, до которого было уже недалеко? Этим ли путем он приблизится к освобождению? Будущее было окутано туманом, а над туманом рисовался таинственный знак неизвестности.
Шел пятый месяц его пребывания в убежище в пустыне, и вот неожиданно наступила весна. У посвященных в это время проходили большие праздники, и группы младших учеников, обходя сады, воскуряли благовония и пели священные тексты.
Сани вспомнил рассказы Платона и Пиндара о Мистериях — в них «мист» слагал магические гимны любви и красоте.
В подобном экстазе он и пребывал, когда к нему подошел его друг адепт и спросил:
— Брат, хочешь поучаствовать в религиозной церемонии, которая пройдет во внешнем храме? Служба начнется, когда тело Нашего Владыки покажется у горизонта.
Не добавив ни слова и не дожидаясь ответа, он с добродушной улыбкой удалился. В тот вечер его черные, слегка раскосые глаза казались еще более крупными и светились исключительно ярко. Золотого цвета туника обладала несравненным достоинством простоты.
Ученик ощутил, как загорелось от этого известия его сердце. Лишь в такой особенный день эзотерическая школа, имевшая весьма строгие правила, могла позволить посвященному низшей ступени, не принадлежащему этой школе, созерцать самую малую из Мистерий. Незадолго до указанного времени Сани направился к большому храму, но, обходя рощицу, встретил адепта, который, казалось, ждал его. Тот пристально посмотрел на Сани и, читая его мысли, сказал:
— Ты знаешь, что, где бы ни исповедовалась религия Мистерий, душа и корень общенародных религий, во всем мире она одна и та же. Так что пусть тебя не удивляет мое приглашение, ведь ты наш брат — в Природе все братья, а кроме того, ты наш брат в оккультных науках. Помни: ты увидишь не больше, чем должен. Хотя тебе будет показано всё, ты этого не увидишь, так что не бойся смотреть.
— О, мудрый, тогда к чему такая скрытность, почему все держится в тайне?
— Потому что непонятное обычно трактуется неверно, искаженно, а все, что человек видит, не будучи внутренне чистым, оставляет после себя страшную для души пустоту. Что дало бы профану созерцание Мистерий? Лишь смятение, а это прямой путь к безумию и безверию. Лучше показать ему то, что ему доступно, и он не «ощутит пустоты» и не наделает ошибок, зато максимально использует свой духовный потенциал; в этом и состоит польза экзотерических религий. Великан не влезет в сандалии карлика, но и карлику не подойдет обувь великана.
— Так и есть; поэтому у таких Учителей, как Будда и Иисус, был круг прямых учеников и гораздо более обширный круг внешних учеников; с последними они говорили лишь языком притч и аллегорий, которые были легки для восприятия и из которых было изъято все научное и философское.
— Ты прав, но сейчас пришло время идти в храм; через несколько мгновений его двери снова закроются.
Едва они переступили порог, как каменные двери начали медленно и неумолимо закрываться.
Глаза Сани не сразу привыкли к сумраку; он находился в помещении, похожем на вестибюль, стены которого были покрыты знаками и образами божеств. Пространство было так насыщено ладаном, что поначалу это подействовало на него усыпляюще, но он приспособился и смог сохранить сосредоточенность. Через некоторое время адепт молча подал знак, и маленькая дверца, скрытая в стене, открыла проход внутрь. Тогда Сани заметил, как из темных углов и ниш помещения появились десять или двенадцать монахов, которых из-за очень скудного света свисавшей сверху лампы можно было принять за статуи медитирующих аскетов.
Большой зал внешнего храма имел форму куба со стороной пятнадцать метров и освещен был так же слабо.
В церемонии чувствовалось простое величие Божественного. Большая статуя Будды стала немым свидетелем приношений, которые совершались недавно посвященными братьями, теми, кто выполнял самую грубую физическую работу в общине. Никогда еще Сани не доводилось видеть такой невозмутимой обезличенности образа Будды. Это свойство ему, западному человеку, казалось очень привлекательным, ведь подобные статуи изображали не Сиддхартху Гаутаму, называемого «Буддой», а вообще всех «будд» (просветленных). Вот почему еще за тысячи лет до рождения Учителя Спокойствия существовала буддийская религия и ее храмы, но это духовное движение постепенно утрачивало силу, пока, наконец, не истощилось совсем, и, когда родился Сиддхартха Гаутама, у этой религии оставалось лишь несколько сотен последователей, скрывавшихся в доисторических храмах в пустыне Гоби и в Гималаях.
Сани был поглощен созерцанием церемонии, и для него, немало изучавшего магию, не было большим удивлением увидеть, как монах поднялся в воздух и зажег одну из боковых ламп на высоте восьми метров от пола. Он был знаком с тайным искусством, с помощью которого можно было заставить силу притяжения Земли оттолкнуть тело и отправить туда, куда укажет его воля; но то, что произошло потом, вызвало его полное восхищение и изумление.
Все ученики, некоторые из которых были еще подростками, один за другим поднимались на ту же высоту и зажигали лампы. Сани умел левитировать, но это требовало определенных усилий, и ему удавалось подняться лишь невысоко, и то не при каждой попытке; обычно он отрывался от пола лишь на несколько сантиметров. Участники же церемонии проделывали все это с кажущейся легкостью, ни у кого не было ни малейшей задержки или затруднения. Когда настал его черед, он в тревоге обернулся к адепту, ожидая, что его освободят от полета, но тот улыбнулся, протянул ему факел и указал на следующую лампу. Сани хотел что-то сказать, но
