Ну, вот… Лямин был так увлечен беседой со своей спутницей, что не заметил меня. Я по природе очень наблюдателен и от меня не укрылось, что разговор имел возбужденный, странный характер. Бывает так, что не только отрывок разговора, не только фраза, но и отдельное слово, пойманное на лету, дает представление, о чем идет речь. Вы можете даже не видеть говорящих, но интонация, чувство сразу — даже по одному слову — скажут вам многое…
Вы слышите, например, за оградой сада одно лишь шепотом, страстно сказанное «люблю» — и картина свидания перед вашими глазами. А такие слова, как «милый», «дорогая» или, наоборот, «проклятый», «ненавижу» — вложенным в них чувством часто говорят больше, чем целая речь. Одно такое слово, произнесенное спутницей Лямина, я поймал.
Вот это слово — «умоляю…» Слово, сказанное музыкальным, грудным, сильным голосом. В нем была целая гамма чувств. Что-то вырвалось пламенный потоком из груди этой женщины, страсть звенела в ее голосе, что-то большое, наболевшее, вложила она в это короткое «умоляю». Это слово вспомнилось мне сразу после убийства.
— Вы думаете, что эта женщина — убийца Лямина?
— Вот именно. Возможно, что эта та, о которой Лямин упоминал, когда ехал на свидание. Сопоставьте данные. Лямин ехал на свидание с женщиной. Я встретил его с дамой всего за час-полтора до убийства и около того места, где оно было совершено. На месте убийства остался дамский носовой платок с надписью, сделанной женской рукой и притом сделанной там же, во время объяснения. Это точно установлено: вспомните коробочку из-под папирос, на которой остались оттиски. Затем — характер раны. Удар нанесен слабой рукой: стилет проник совсем неглубоко, но, к несчастью для Лямина, попал как раз в сердце.
Я рисую себе такую картину. Лямин приехал на свидание и встретился с какой-то дамой — вероятно, с той, с которой я его встретил на Бренан-род. Произошла горячая беседа. Вполне естественно, что собеседники, чтобы не возбуждать внимания прохожих, отправились в парк. Там они выбрали глухую аллею и продолжали разговор. По какому- то поводу дама написала ваше имя на платке. Что-то довело даму до исступления и она убила Лямина.
Растерянная, взволнованная, не помня, что делает, и далекая от того, чтобы замести следы, она роняет платок, оставляет на месте коробочку из-под папирос, карандаш и стилет — и бежит из парка. Это первое, что пришло в совершенно растерянный мозг случайной убийцы — бежать… Затем она затерялась в уличной толпе. Почему-то я думаю, что она — случайная убийца, хотя то, что она взяла с собой палку со стилетом, противоречит этой случайности.
— Да, ваша версия вполне вероятна, — задумчиво проговорил Горин. — Но вы знаете эту женщину? Кто она? Вы хоть запомнили ее?
— Нет, я не знаю ее. Мне не удалось даже разглядеть ее. Лицо дамы было закрыто полями шляпы. К тому же она шла, опустив голову. Кажется, она брюнетка. Высокий рост, стройная, изящно одетая. Помню, что на ней было белое воздушное платье. Но что я не забуду — это ее голос. Я узнаю этот голос, где угодно. Голос необыкновенный — низкий, проникающий в душу, ласкающий слух. Впрочем, голос трудно описать — его нужно слышать.
— Конечно, Симон, вы обо всем этом рассказали полиции?
— И не подумал. И не буду ни в коем случае рассказывать, — спокойно ответил Кросс.
— Как? Почему? — удивленно воскликнул Горин.
— Вы много раз говорили мне, что я чудак, — задумчиво сказал Кросс. — Это верно. У меня есть несколько мотивов никому не говорить о своих предположениях. Прежде всего — как это ни странно со стороны представителя сухой, точной науки — терпеть не могу всех этих официальных процедур. Допросы, показания, очные ставки — это так ужасно. Затем — криминальные вопросы меня всегда глубоко интересовали, но только в той их части, где происходило построение умозаключений и предпосылок на основах чистой логики. Сама возня с преступниками, слежка и прочее мне всегда были противны.
Кросс улыбнулся.
— Когда-то герой Конан-Дойля, Шерлок Холмс, не брезговал и сам бегать за преступниками, хотя вечно мучил своего верного Ричарда, доктора Ватсона, своими логическими чудесами и говорил ему, что его интересует только логика, процесс мышления. Когда я жил в Петербурге, я участвовал в раскрытии ряда дел и обо мне с благодарностью упоминает в своих записках знаменитый Кошко. Ну, вот, — продолжал, о чем-то подумав, Кросс. — Но в данном случае, где дело касается нашего друга, я готов даже на преследование и поиск преступников. Задача выяснить убийцу, найти его, запутать в сеть, уличить, привести к сознанию — меня глубоко заинтересовала, мало того — буквально захватила. Я найду ее, эту женщину, я заставлю ее сознаться, а там дело ваше, Андрей. Выдавайте ее полиции, арестовывайте, судите — делайте то, что подскажет вам совесть. Я же ставлю себе только математическую задачу, которую и постараюсь решить. Должен сознаться, что в моих руках мало отправных точек, но все же они есть…. Хотите быть моим помощником в этом деле, Андрей?
— Ну конечно, согласен, Симон! Я готов всего себя отдать этому делу! — горячо воскликнул Горин.
Глава 6
В КАФЕ «ДИ-ДИ» И В КАБАРЕ «РАМОНА»
Разговаривая, Горин и Кросс вышли на авеню Жоффр, на угол Кардинала Мерсье.
— Пойдемте-ка в кафе и обсудим план действий, — сказал Кросс.
Они вошли в кафе «Ди-Ди». Кросс заказал барышне две чашечки турецкого кофе и занял место в углу уютного очаровательного кафе.
— Что же в наших руках? — проговорил Кросс, задумчиво глядя на потолок и закуривая сигарету. — Надо сгруппировать данные. Убила, вероятно, женщина — раз. Убийство совершено, вероятно, на романтической почве — два. И только… Притом все — «вероятно» и «вероятно»… ничего верного. Но будем исходить хотя бы из этого. Лучшее средство узнать о романах Лямина — это, пожалуй, поговорить с женщиной, с которой он был близок за последнее время. Обычно, даже закончив любовный роман, женщина еще долго интересуется новыми похождениями бывшего друга. Она всегда в курсе его дел. Я не думаю, что
