Роуди продолжал хмуриться, но спорить не стал.
— Конечно. Я верю. Конечно. Я всегда тебе верю.
— Я схожу к ней завтра. На сегодня у меня планы.
— Вот как? Они связаны с какой-то женщиной?
— Ну ладно, — вздохнул Кертис. — Я иду на вечеринку в честь дня рождения Авы Гордон. Она пригласила меня, когда я встретил ее в среду. Я немного боюсь туда идти. Не думаю, что она…
— В общем, желаю тебе хорошо провести время, Длинноногий, — перебил его Роуди и похлопал по плечу, почти сразу же направившись к выходу. В последний момент он обернулся и подарил своему другу новое наставление: — Просто расслабься и делай, как я! — он ухмыльнулся, но затем снова нахмурился. — Ну, или… не всё делай, как я. Но в любом случае, спасибо, что выслушал!
На этом Роуди Паттерсон надел свою шляпу с оранжевым пером и покинул станцию, как если бы на Рэмпарт-Стрит его ждал свой собственный поезд.
— Сумки ждут на улице, парень, — обратился к нему молодой человек, возникший рядом с ним так внезапно, что Кертис испугался, что он затопчет его своими двухцветными ботинками. Человек был одет в синий костюм, который выглядел, как показалось Кертису, как прохладная вода Эдемского озера. Этот мужчина и сам был похож на ангела. За ним следовала эффектная женщина в обтягивающем платье, насмешливо посмотревшая на него, в руке она держала перламутровый мундштук.
— Да, сэр, сию секунду, — ответил слушатель, беря свою тележку и приступая к работе.
8
Доверься мне.
В сгущающихся сумерках, верхом на своем серебристом велосипеде с черными резиновыми ручками на руле, Кертис Мэйхью неуклонно продвигался к месту проведения вечеринки по случаю дня рождения Авы Гордон. Он старался сосредотачиваться только на волнительном предвкушении этого события, однако не мог этого сделать и винил себя за это.
Доверься мне. Эти два слова он сказал Роуди Паттерсону на станции сегодня днем.
Как? — спрашивал он себя. — Как я могу просить Роуди довериться мне, забывая при этом об Элли Колдуэлл?
В конце концов, он знал мисс Элеонор гораздо дольше, чем Роуди — она была замечательной девушкой и вдобавок красавицей. Она заслуживала лучшего, так почему же Кертис уговаривал сам себя выторговать у нее очередной шанс для Роуди, несмотря на то, что… Ну, хорошо, Роуди не был плохим. И, возможно, он действительно был хорош — для какой-нибудь другой женщины, но точно не для мисс Элеонор! И что бы Кертис ей ни сказал, что бы ни сделал, ничто не изменит того факта, что они с Роуди просто не подходят друг другу.
Так… что же делать?
Он двигался на восток по Рэмпарт-Стрит, не слишком спеша, но и не медля. Этим жарким субботним вечером на улице выстроился карнавал разноцветных автомобилей и тёк еле движущимся потоком по дороге. Разномастный транспорт на Рэмпарт-Стрит смешивался в единый калейдоскоп, что делало преодоление этой улицы не самым легким делом: некоторые граждане, отдавая дань традициям, продолжали передвигаться в конных экипажах, другие же — как и сам Кертис — предпочитали велосипеды. И более-менее быстрым передвижением, пожалуй, могли похвастаться лишь последние.
Кертис привык к этому маршруту, так как проезжал по нему каждый день, однако сегодня он несколько изменялся: после пересечения Канал-Стрит юноша планировал обогнуть Французский квартал и повернуть налево на углу Северной Рэмпарт-Стрит и улицы Губернатора Николлса, что должно было привести его в пригород Треме.
Пока он продолжал мерно крутить педали, в городе начали зажигаться уличные фонари, а большие здания в центре понемногу принялись испускать свет из множества квадратных окон. Кое-где среди наступающих сумерек стал загораться и пылать жидкий огонь красного, синего и зеленого неона. Воздух был напоен зноем, и в дыхании проносящегося мимо ветра Кертис улавливал пестрый букет запахов, хорошо ему знакомый и являющийся своеобразной визитной карточкой Нового Орлеана. Сначала до него донесся запах роз и других благоухающих цветов из магазина флориста Симонетти, что стоял под открытым небом недалеко от угла Рэмпарт- и Говенор-Стрит. Немного дальше дрейфовали теплые и сладкие запахи печенья, пирожных с глазурью и оладий с сахарной пудрой из пекарни миссис Делафосс — Кертис часто останавливался там по дороге домой, чтобы купить что-нибудь для своей мамы. Он чувствовал легкий укол стыда, потому что сегодня у него совсем не было на это времени. Затем воздух наполнялся ароматом крепкого кофе, который обжаривали и подавали в Центральном кафе, неподалеку от которого Кертис как раз пересек Канал-Стрит и услышал восьмикратный перестук колес собственного велосипеда, миновав четыре линии трамвайных путей. После этого к общему букету примешался горьковатый фимиам жженого ладана Французского квартала и прочие приправы жизни, сопутствующие ему и спешивающиеся в комплексный аромат, в котором можно было различить металл и выхлопные газы автомобилей и автобусов, проезжавших мимо. В довершение этого ансамбля послышались более приземленные запахи конского навоза, который был не только неотъемлемой частью некоторых видов транспорта Нового Орлеана, но и основной заботой уборщиков. Наконец, Кертис уловил илистый, болотный флер от реки, над которой в разгаре августа, казалось, сгущалось огромное желтое облако, окутывавшее столетние дубы и висевшее среди них подобно сверкающим нитям позолоченной паутины.
Это был его город. Его мир. Кертис знал и любил каждый квартал между станцией Юнион на Южной Рэмпарт-Стрит и своим домом на Северной Дебигни-Стрит. Он чувствовал, что каждый дюйм этого города наполнен жизнью, и он позволял себе думать, что тоже внес в нее свою лепту. По правде говоря, он считал себя важной частью Нового Орлеана — как и других носильщиков станции Юнион. Он помогал людям в их путешествиях, перевозил их багаж и в некотором роде двигал колеса поездов. А что может быть более высоким призванием, чем это?
За его велосипедом тянулась небольшая деревянная тележка на трех резиновых колесах, где лежал его темно-синий костюм, аккуратно свернутый и упакованный в коричневую бумагу, защищавшую его от пыли. Поверх этого свертка стояла небольшая, не менее аккуратно завернутая подарочная коробка, обмотанная белой бумагой и перевязанная золотой лентой. Кертис расстарался, самостоятельно упаковывая подарок для Авы Гордон на ее день рождения.
В раздевалке на станции Юнион, где носильщики хранили свою униформу под бдительным контролем Ол Крэба, Кертис принял душ, чтобы смыть с себя вокзальную пыль, а затем оделся в красивую одежду, предусмотрительно взятую с собой: темно-синие брюки, свежевыглаженную белую рубашку и новую сине-белую бабочку, которую он купил в четверг.
