— Просто улица, — ответила десятилетняя девочка-загадка, и Кертис понял, что она умна и не попадется на уловки, которые позволят узнать о ней больше. Она все еще развивала свои способности и изучала их, но, похоже, пока не до конца умела ими управлять.
— Ты ведь знаешь, что я — настоящий, правда? — спросил он.
— Мой папа говорит, что нет. Он говорит, я тебя придумала, и никакого Кертиса не существует.
— Имя моей мамы есть в телефонной книге. Я уже говорил тебе это. Он мог бы…
— Папа сказал мне больше этого не делать, — ответила она.
Ее голос, даже обличенный в его собственный, звучал в голове очень громко. Он думал, что она была даже сильнее, чем он в ее возрасте, а она только начинала постигать свой дар. Он вспоминал свою собственную растерянность, свое недоумение. Он был обычным маленьким мальчиком, и вдруг услышал в голове слова, которые звучали, как голос мистера Клебовски — они звучали на непонятном языке, на котором он говорил сам с собой, стоя за прилавком мясной лавки. У Кертиса ушло много времени на то, чтобы понять, что он не сходит с ума. Он слышал странные слова, слышал людей, которые говорили что-то в его голове, и, в конце концов, стал понимать, что это не его собственные мысли. Постепенно Кертис начал весьма умело этим пользоваться — как и эта маленькая девочка.
Он решил, что этот дар во многом помогал ему и вел его. С другой стороны велик был риск все же лишиться рассудка из-за этого дара рано или поздно.
— Ты не сможешь ничего с этим поделать, — ответил он. — Это то, какая ты есть. Ты такая же, как я.
— Я этого не хочу, — ответила она, и он услышал нечто неразборчивое, будто она считала, что это какая-то болезнь или проклятье, которое будет мучить ее всю оставшуюся жизнь. Что было не лишено смысла. Все зависело от того, сможет ли она, в конце концов, научиться этим управлять.
Кертис хотел успокоить ее, поэтому сказал:
— Меня, можно сказать, тоже… сбили сегодня.
Ответа не было.
Он ждал. Вскоре он подумал, что она ушла, но эта мысль не была предназначена ей — он мог сохранить ее втайне от девочки, хотя и не понимал до конца, как это работает. Как будто в его уме находилось какое-то специальное место, с помощью которого он мог проецировать свои мысли на чей-то персональный радиоприемник. «Телепатия» — вот, как называла это книга в библиотеке, и это звучало, как какая-то страшная болезнь, деформирующая кости.
Он не хотел больше беспокоить ее. Сегодня она ушла, и, возможно, надолго. Он начал подниматься с кресла. Пришло время ему раздеться, приготовиться ко сну и лечь, потому что наступало воскресенье, и…
— И что же сегодня случилось? — вдруг спросила она. — Кто тебя обидел?
Кертис помедлил с ответом, позволив себе снова расслабиться в кресле, и только потом сфокусировал энергию на том, чтобы отправить слова в их таинственное путешествие от разума к разуму.
— Я думаю, что я, по большей части, сам себя обидел. Я думал, что меня пригласили на вечеринку по случаю дня рождения одной девушки, которая мне… нравится. То есть, нравилась. А выяснилось, что она лишь хотела выставить меня дураком. Так что я не задержался там надолго.
— Ой. А ты подарил ей подарок?
— Подарил.
— Он был хороший?
— Хороший. Самый лучший, что я мог себе позволить.
— Ты же не оставил ей этот подарок, ведь так? — когда Кертис не ответил, она сама догадалась. — Ты ей его оставил.
— Да. Оставил.
— Я как-то ходила на день рождения к Райану Баккерсу и подарила ему хороший подарок, а на следующей неделе после этого он был таким вредным со мной в школе, что я сказала ему: если не будет вести себя хорошо, я заберу подарок назад. Я вообще не хотела идти на тот глупый день рождения. Вот, что я хочу тебе показать.
— Показать мне… что? — не понял Кертис.
— Что не все люди заслуживают хороших подарков, — ответила она. — Когда они их получают, они могут даже не оценить то, что получили.
Кертис растянулся в улыбке, глядя в стену. Он сказал:
— Думаю, ты права на этот счет.
Она молчала около пятнадцати или двадцати секунд, а затем снова передала ему мысль:
— Мне жаль, что у тебя был плохой день.
— Это не страшно. Главное, что он уже закончился. Но спасибо тебе.
— Кертис, мне пора ложиться спать…
— Да уж, мне тоже пора двигаться в этом направлении.
Он начал развязывать шнурки на ботинках, но она остановила его, спросив:
— С нами что-то не так? Я имею в виду… ЭТО.
Она уже задавала ему этот вопрос прежде, и он ответил ей, как и всегда:
— Мы просто другие. С нами все хорошо, просто… мы отличаемся от остальных. А теперь… если б ты позволила мне встретиться с твоими мамой и папой и рассказать им, что я знаю, думаю, это помогло бы тебе.
— Нет, — ответила она, как и всегда. — Я не могу этого допустить. Возможно, когда-нибудь… но не сейчас. Я не могу сейчас.
— Хорошо. Если или когда ты будешь готова, я приду.
— Спокойной ночи, — отозвалась она.
Он пожелал ей того же. И на этот раз он ощутил, что их психическая связь прервалась. Там, где раньше словно проносились электрические сигналы, теперь была только пустота. Для него это, опять же, был знак, что она становилась все сильнее и сильнее — гораздо сильнее, чем был он в ее возрасте.
Он решил, что ей предстоит тяжелый путь, если она не позволит ему помочь, но только Господу было известно, что думали об этом ее родители. Точно так же, как и его мать считала, что он сошел с ума, пока они не встретились с Госпожой и Мистером Муном[24].
Сейчас он ничего не мог сделать, чтобы помочь этой девочке.
Кертис разделся, облачился в свою ночную пижаму и лег под простыню. С прикроватного столика он взял книгу, которую читал почти каждую ночь. И хотя он уже не раз прочел ее от корки до корки, он никак не мог насытиться историей Томаса Мэлори «Le Morte D’Arthur». Он не знал, как правильно произносить название этой книги, равно как не знал он и произношение некоторых слов, но это для него ничего не значило. Это была история о благородных рыцарях и их великолепных приключениях, которые так сильно завораживали
