Он никогда не предполагал, что у дара существует предел. И не мог определиться, нравится ли ему это или нет, потому что, как бы он ни был доволен тем, что его назвали чьим-то рыцарем в сияющих доспехах, он также был рад узнать, что в его доспехах есть щели, и когда-нибудь они могут его ослабить. Это заставило его чувствовать себя более похожим на остальных в этом мире, и не настолько сверхъестественной редкостью, каким его выставила Леди той ночью на площади Конго. Он был всего лишь молодым человеком, носильщиком на станции, и гордился своей работой, помогавшей людям путешествовать по разным местам, а после возвращаться домой.
Он встал с кресла и прошел по песочному ковру к телефону.
Орхидея ответила после четвертого гудка. Она научилась звучать почти мертвой даже в самом возбужденном состоянии.
— Алло?
— Привет, мам.
— Кертис! О, Господи, ты звонишь из тюрьмы?
Он окинул взглядом шикарную комнату.
— Нет. Наверное, тебе позвонил мистер Крэлб?
— Да, позвонил! И все мне рассказал! Из-за кого у тебя неприятности с законом? Это из-за Роуди Паттерсона, этого большого крикливого куска скунса?
— Мама, — спокойно сказал Кертис, — ты можешь просто выслушать меня? У меня нет проблем с законом. Я…
— Тогда когда ты вернешься домой? Я слишком больна, чтобы волноваться!
— Я… занимаюсь кое-чем важным, — сказал он ей. — Я не…
— Возвращайся домой, сейчас же! Слышишь? Я оставлю свет включенным, и ты прямо сейчас, сию же минуту, отправишься домой.
— Сегодня я не приду домой, мам, — стоял на своем Кертис. — Скорее всего, завтра…
— Это всего лишь дурацкие пустые отговорки! Сын не может убежать из дома и оставить на произвол судьбы больную маму, помоги мне, Господи Боже! Только не говори, что ты с кем-то собираешься влезть в неприятности!
Кертис почувствовал, что она заставила его решимость пошатнуться. Впрочем, она всегда так поступала. Но в этот день он решил крепко стоять на своем.
— Мама, мне нужно быть…
— Я не желаю этого слышать! Я не хочу…
— Послушай меня! — воскликнул он, и резкость собственного голоса потрясла его так же сильно, как и Орхидею, потому что они оба замолчали. Когда Кертис пришел в себя, он продолжил, в то время как она продолжала молчать: — Я не собираюсь объясняться. У меня есть важное дело, и я обязан его сделать. Меня не будет дома сегодня и завтра ночью. Это важно как для меня, так и для многих других людей. Ты можешь это понять?
Прошло слишком много времени, прежде чем она ответила:
— Возвращайся домой, — прошептала она надломленным голосом. — Джо, возвращайся домой.
— Мама, — тихо сказал Кертис, — тебе нужно вернуться к жизни. Ты должна. Ты не умираешь, и ты не больна. Ты хочешь быть таковой, но это не правда. Ты отвернулась от соседей, церкви, и всех, кто был тебе близок. Думаю, тебе нужно найти что-то новое для себя, мама, что-то, ради чего ты снова начнешь жить. Оставь прошлое позади… просто отпусти его и забудь. Может быть, тебе было бы полезно навестить своих Ма и Па. Отличная идея, не находишь? Только на несколько дней, просто чтобы с кем-то поговорить. И ты же знаешь, как твой Па любит играть на гитаре. Готов поспорить, он насочинял целую кучу новых песен.
Она не ответила, но Кертис слышал ее медленное и неглубокое дыхание, как будто она пыталась вызвать кашель.
— Никто не спасет тебя, кроме тебя самой, — продолжал Кертис. — Я люблю тебя, и именно поэтому я говорю тебе правду, потому что у тебя впереди целая жизнь, которую ты пытаешься отбросить. Джо ушел, и он не вернется, мама. Таково истинное положение вещей, и именно с этого тебе нужно начать.
Она так долго не отвечала, что ему пришлось вынудить ее заговорить.
— Ты слышишь, что я говорю?
Орхидея сказала:
— Свет будет гореть, пока ты не вернешься домой, — а затем она повесила трубку.
Кертис несколько минут слушал гудок на линии, как будто из него он получал какое-то сообщение. Он понял, что это сообщение о том, что его мама собирается лечь спать так же, как всегда, и завтра будет то же самое, что и всегда, и каждый последующий день после этого пройдет без изменений. Как он мог вернуть ее к жизни? Он не знал. Кертис положил трубку на базу, подошел к окну и окинул взглядом величественное поместье Ладенмера, которое для него было поистине еще одним миром, превосходящим все, что было в ничтожном имении Авы Гордон. Дождь почти перестал, лишь редкие капли продолжали стучать по стеклу. Свет начал тускнеть, и мир окрасился в темно-серые краски под облачным небом. Кертис подумал о попытке снова связаться с Ниллой, но передумал, потому что ее батареи нуждались в отдыхе… а, может быть, и его батареи тоже.
За его спиной кто-то кашлянул. Он обернулся и обнаружил, что служанка, Мэвис, стоит у порога гостиной.
— Сэр, — произнесла она с той мягкой интонацией, которая предназначалась для придания голосу нотки покорности, — вы будете ужинать?
— Да, если можно. И я не «сэр», я просто Кертис.
Служанка кивнула, но выглядела смущенной, потому что, судя по всему, он был в доме гостем, хотя и негром, а в этом доме никогда не было темнокожего гостя. К тому же, ни один из них не спал в гостевой спальне, но господин Ладенмер сказал ей, что этот молодой человек будет спать именно там. Так что она пришла к выводу, что он, должно быть, имеет какой-то важный статус, в противном случае, ему бы даже не позволили ступить в дом.
Она бросила взгляд на его униформу, а затем взглянула на красную фуражку, оставленную им на столе.
— Позвольте спросить, вы солдат?
— Нет, я — носильщик на станции Юнион.
— Я не знала, что мистер и миссис Ладенмер собираются отправиться в путешествие, — сказала она. В ее жизни никогда не было поездок на поезде. Ее брови нахмурились. —
